Доктор Бреннер стремительно подвинулась вбок в попытке преградить ему путь. Рука ее скользнула по столу, сбив на пол подшивку «Псайколоджи тудей». Она схватила его за рукав.

–Господи!– вскричал Нат, съеживаясь.

–Упс, прости, милый,– пробормотала д-р Бреммер, пытаясь перехватить его покрепче. Он вырвался и, шатаясь, устремился дальше. Она погналась за ним на четвереньках и успела-таки ухватить его за лодыжку.

–Возьми меня, пожалуйста, ну пожалуйста, делай со мной все, что хочешь, бей меня, унижай меня, обижай меня, я люблю тебя, люблю! Безнадежно, безумно люблю!

–Боже, боже,– бормотал Нат, ухватившись за дверную ручку, чтобы не упасть. Тут дверь кабинета отворилась внутрь, ударив его в плечо и лишив равновесия, в результате чего он невольно наступил психоаналитику на спину.

–Да, да,– хрипло молила она,– да, правь мной, делай мне больно, я столько лет отказывала себе в таком, я не знала, что такое полюбить такого мужчину, как ты, возьми меня как… О, о да… да…

В открытую дверь вступила медсестра д-ра Бреммер, пухлая дама лет пятидесяти, которая пялилась на Ната, пока он ждал в приемной. Глаза ее округлились при виде простертой на полу начальницы, и она мгновенно принялась отрывать руки почти голой д-ра Бреммер от натовой лодыжки.

Нат нырнул в дверь прежде, чем ее удивление сменилось желанием. Он отрикошетил от пары стен, на бегу толкнул стеклянную дверь офиса и успел проскочить ее, не разбив ни стекла, ни головы.

Прежде, чем обе женщины пришли в себя и поднялись на ноги, Нат Клейзер успел пробежать весь коридор, нырнуть в лифт и нажать кнопку. Он хорошо знал, что бывает с теми, кто не успел вовремя сделать ноги.

Уже на улице, на бегу в направлении Мичиган-стрит, он услышал крики и, задрав голову, увидел д-ра Бреммер, свесившуюся своим шикарным голым бюстом из окна восемнадцатого этажа. Вопли доносились издалека, но он все же разобрал, что она кричит:

–Если ты меня бросишь, я убью себя!

«Что ж, какой-никакой, а все-таки выбор»,– подумал Нат, не сбавляя скорости.

В офис д-ра Бреммер Нат приехал прямо из аэропорта, не сняв гостиничного номера для ночлега. Поэтому и укрыться ему теперь было негде. Вообще-то он уже шесть лет не покидал своего укромного дома вТоронто на срок более двух часов. Ему отчаянно хотелось выпить. Да и вглазах адским наваждением маячили дымящиеся сосуды и вилочки для фондю.

Взгляд его задержался на неоновой вывеске «Будвейзера» над темной дубовой дверью, и он поспешно забежал внутрь. Ему повезло. Он угодил точно в мертвый час между тайными алкоголиками, приходящими, чтобы наскоро пропустить три стопки, прежде чем вернуться в пригород к сорнякам и супругам, и барными завсегдатаями, которых не оттащить от стойки до самого закрытия. Бар оказался пуст… ну, почти. Он проскользнул в темную кабинку, задул свечу, горевшую в металлическом подсвечнике, и принялся ждать официанта в надежде на то, что это будет мужчина.

Увы, это оказалась официантка. Юбка колоколом, чулки в крупную клетку, длинные шпильки – довольно стильно.

Он низко опустил лицо и заказал три двойных бурбона «Маккормик», воды не надо, льда не надо, да и без стакана можно обойтись – плесните просто мне в пригоршню. Она внимательно посмотрела на него.

–Я не могла вас где-то…– начала она.

–Нет, не могли!– рявкнул Нат настолько грозно, насколько мог. Получилось, правда, похоже на кваканье.– Я только что вышел из Даннеморы, отмотал восемнадцать лет из пожизненного за то, что изнасиловал, убил и съел мальчика из церковного хора… или сначала съел, а потом проделал все остальное?

Она испарилась, а питье ему принес сам бармен, старавшийся держаться подальше от стола, даже когда Нат расплачивался.

Так продолжалось примерно три – три с половиной часа, пока Нат не почувствовал себя достаточно комфортно для того, чтобы завязать разговор со странным человечком с мутными как йогурт глазами. Неожиданно для самого себя Нат поделился с ним своими невзгодами, а человечек, не уступавший ему по количеству выпитого, предлагал различные, но одинаково нереальные способы решения его проблем.

–Слышь, ты мне симпатичен,– заявил человечек после очередной порции бурбона,– поэтому, так уж и быть, попробую тебе помочь. Видишь ли, я, типа, тоже вроде психолога. Поначитался разных книжек. Фромм, Фрейд, Беттельгейм, Халиль Джебран… ну, в общем, в этом роде. И вот что тебе скажу: укаждого из нас есть мужское начало, а есть женское, сечешь? Вот я идумаю: это пытается заявить о себе твое женское начало. Ты никогда не подумывал о грубом сексе с мужчиной?

Тут Нат ощутил на бедре чью-то руку. Нет, это решительно невозможно! Не может быть настолько длинных рук, чтобы дотянуться до него через стол! Он взвизгнул и заглянул под столешницу. Там стояла на четвереньках официантка.

Нат пулей вылетел из бара и не останавливался до тех пор, пока не оказался на людном перекрестке.

Стоило Нату остановиться на переходе в ожидании зеленого света, как он понял, что дело плохо. Он стоял на Стейт-стрит, и народ как раз начал выходить из клубов.

За ним гнались пятнадцать кварталов, и от последних двух женщин – шикарной чернокожей девицы с обалденным бюстом и тетки в возрасте, пытавшейся заарканить его норковой накидкой – он оторвался только на захламленной строительной площадке. Еще некоторое время он слышал за спиной их затихавшие крики, но темпа не сбавлял.

На углу Огайо иШор-драйв он, наконец, остановился у небольшого мотеля и как мог оправил на себе остатки одежды. Хорошо хоть кошелек с кредитными картами не потерялся, когда отряд гёрл-скаутов (гёрл-скаутов?!!!) оборвал рукава его пиджака.

Оказавшись в вестибюле он на короткий момент почувствовал себя в безопасности и снял номер. Дежурный администратор, шепелявый молодой человек в белоснежной рубашке, белоснежном галстуке и сбелоснежным лицом посмотрел на него с нескрываемым обожанием и предложил номер для новобрачных.

–Одноместный, подальше от входа,– настоял Нат и направился к лифту, оставив администратора пускать слюну за его спиной.

Номер оказался маленький, тихий. Нат задвинул шторы, запер дверь, подпер ее на всякий случай стулом и устало опустился на краешек кровати. Посидев так некоторое время, он почувствовал себя относительно трезвее, относительно спокойнее, хотя тошнота усилилась. Он медленно разделся и принял горячий душ.

Намыливаясь, он лихорадочно размышлял. Как оказалось, в душе хорошо думается.

В Торонто он мог, по крайней мере, сносно существовать. Он даже привык к такому образу жизни – не слишком веселому, но… как бы это сказать… сносному, да. Но после Лоис, принявшей три пузырька антидепрессанта, он понял, что должен что-то предпринять, попытаться справиться с тем, что с каждым годом его жизни становилось все хуже. Всего двадцать семь лет, а надежды в жизни никакой, подумал он. Как думал каждый год с тех пор, как достиг половой зрелости.

А потом он услышал о д-ре Бреммер и некоторое время колебался. В конце концов, она была женщина. Однако отчаяние глухо к разумным доводам, и он по телефону договорился о приеме. Теперь все пошло псу под хвост, к тому же его раздели только что не до нитки. Все сделалось гораздо хуже. Эта поездка вЧикаго с самого начала была неудачной идеей. И что теперь делать? Как выбираться с вражеской территории?