–Мама, мастурбация – не извращение.

–А все твои грязные журнальчики с девками?

–Ты рылась у меня в шкафу!

–Я ж их не взламывала,– парировала она.

–Хватит!– рявкнул он.– Это должно прекратиться. Ты слышала? Пре-кра-тить-ся! Пока я не рехнулся твоими стараниями!

Наступила тишина. Долгая. Лэнсу отчаянно хотелось в уборную, но он боялся, что она и там будет проверять, правильные ли у него какашки. Молчание затягивалось.

В конце концов он не выдержал и встал.

–Ну ладно, извини.

Молчание.

–Да черт подери, я же сказал: извини! Чего тебе еще от меня нужно?

–Капельку уважения.

–Капельку? Легко.

Снова молчание.

–Мама, тебе придется смириться с тем, что я уже не твой маленький мальчик. Я взрослый, у меня своя работа, своя жизнь, свои взрослые потребности и… и…

Он пошатался по дому, но в доме царила все та же тишина, лишь сильнее напоминавшая ему о его вине. Наконец, он решил выйти прогуляться, может, в кино сходить. Он надеялся, что согласно правилам матерей-призраков покинуть дом его мама не сможет.

Единственным фильмом, которого он еще не видел, оказался боевик гонконгского производства «Возвращение уличного бойца». Первой серии он не смотрел, но все равно купил билет и прошел в зал. Однако стоило Сонни Тиба оторвать у соперника гениталии и выставить их на обозрение крупным планом, как за спиной уЛэнса послышался голос матери:

–Гадость какая! И мой сын может смотреть такой кошмар?

–Мама!– взвизгнул он, и его тут же выставил из зала администратор. Он даже половины попкорна схрумкать не успел.

На улице встречные оглядывались на молодого человека, разговаривавшего с невидимым собеседником.

–Ты должна оставить меня в покое. Мне нужно, чтобы меня оставили в покое. Это просто пытка, жестокая и бесчеловечная. И если так принято у евреев, то пусть я буду гоем!

Над его правым ухом всхлипнули. Он всплеснул руками. Ну, все, теперь уже и слезы пошли.

–Ма-ама, прошу тебя!

–Я всего-то хотела тебе добра. Если меня послали обратно, так верно для того, чтобы я тебе сделала счастье.

–Мама, я буду просто по-свински счастлив, если ты хоть ненадолго оставишь меня в покое и перестанешь за мной подглядывать.

И она исчезла.

Убедившись, что она, и правда, исчезла, Лэнс отправился в бар и подцепил там девицу.

Мама вернулась, когда они уже забрались в постель.

–Стоит отвернуться на минуту, а он уже имеет штымповку с уличной потаскушкой. И это за все мои вырванные годы!

Лэнс в это время находился с головой под одеялом. Девица, которую звали Крисси, сообщила ему, что пользуется интимным спреем, и он как раз пытался решить, правда ли на вкус это средство сочетает букет папайи и кокоса (как обещалось), или же (как утверждали его вкусовые рецепторы) это все-таки горошек с авокадо.

Крисси охнула.

–Мы здесь не одни!– взвизгнула она. Лэнс забарахтался, пытаясь выбраться из-под одеяла. Стоило ему высунуть голову, как он снова услышал мамин голос.

–Она ведь даже не еврейка, так?

–Мама!

Крисси снова завизжала.

–Мама?

–Это всего лишь призрак, не бери в голову,– утешил ее Лэнс и снова обратился к пустоте.– Мама, будь так добра, убирайся вон отсюда. В конце концов, это некрасиво.

–И это ты меня будешь таки учить, что есть красиво? Ой, и ради такого срама я во всю жизнь надрывалась!

–Да ты заткнешься, наконец?– он едва не срывался в истерику.

–С шиксой, с гойкой. Срам-то какой!

–Мама, на гойках тренируются!

–К черту, я ухожу,– заявила Крисси, тряхнув своими шикарными каштановыми волосами.

–Срам-то прикрой уже, шалава!– не умолкала мама.– Ой, боженьки, да будь у меня хоть полотенце мокрое… хоть веник поганый…

В общем, за этим последовало столько плача, визга, и шлепков, и толчков, и проклятий, и мольбы, сколько не слыхали еще в этом квартале в долине Сан-Фернандо. И когда все, наконец, стихло, иКрисси исчезла в ночи в неизвестном направлении, Лэнс сел на пол посередине спальни и разревелся как маленький. Не из-за призрака, не из-за смерти матери, не из своего безнадежного положения: из-за потери эрекции.

А дальше все обещало стать только хуже, в этом Лэнс не сомневался. Мама пыталась его утешить, но легче от этого не стало.

–Золотце мое, не плачь. Ну прости. Я погорячилась, бывает. Но все к лучшему.

–Ничего не к лучшему. Мне нужна была женщина.

–Она тебе не пара.

–Она мне подходила. Слышишь: подходила!

–Только не шикса! Тебе нужна хорошая девушка еврейского происхождения.

–Я ненавижу еврейских девушек. Одри была еврейской девушкой; Бернис была еврейской девушкой; эта ужасная Дарлина из прачечной, с которой ты все пыталась меня свести – она тоже была еврейской девушкой. Я их всех терпеть не мог. У нас с ними не было ничего общего.

–Ты просто еще не встретил правильной девушки.

–Я НЕНАВИЖУ ЕВРЕЙСКИХ ДЕВУШЕК! ОНИ ВСЕ ПОХОЖИ НА ТЕБЯ!

–Поди прополощи рот!– обиженно выпалила мама, помолчала и продолжила наставительным тоном:– Вот за тем меня обратно и прислали. Чтобы я нашла тебе хорошую девушку, с которой ты смог бы пойти по дороге жизни, и чтоб готовила не слишком уж плохо. Вот что я сделаю, чтобы ты был счастлив, дитятко мое. Я найду такую, что сможет заменить меня, потому как мне самой этого больше не дано, и, кстати, эта шалава оставила в ванной свои труселя. Буду признательна, если ты их сожжешь при малейшей возможности.

Лэнс сидел на полу, уронив голову на руки, и пытался придумать способ красиво покончить с собой. К сожалению, ничего путного в голову не шло.

Следующие несколько недель выдались такими, что по сравнению с ними Вторая мировая война казалась милым комедийным шоу в стиле Гилберта иСалливана. Мама преследовала его везде. Даже на работе.

Лэнс был инструктором в школе вождения; мама считала эту профессию недостойной его талантов.

–Мама, я не умею ни рисовать, ни лепить, ни петь, для хирурга у меня слишком неуклюжие руки, у меня нет честолюбия, и кино я не люблю настолько, чтобы сделать карьеру вГолливуде. Мне нравится учить людей водить машины. И ямогу не думать о своей работе в свободное время. Так что оставь меня в покое.

Само собой, «оставить его в покое» на работе мама не могла. Она то и дело отпускала едкие замечания в адрес бедолаг, доверившихся опеке Лэнса. И – с учетом того, что они и так были напуганы до смерти, впервые сев за руль – стоило маме подать голос, как результаты оказывались прямо-таки катастрофическими.