Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Об этом мы не говорим, да?
– Нет, – сразу же и твердо отвечает Вик.
– А должны? – спрашивает Рамирес.
Ответить на такой вопрос нелегко, и все это знают. В конце концов они давали клятву. Правда и ложь, добро и зло живут на туманной территории.
Но есть также Прия, девочка, которая так много смеялась, и есть Дешани, женщина слишком сильная, чтобы споткнуться, даже если это убьет ее. И есть другие девушки.
Эддисон никогда не задумывался о своем отношении к жизни после смерти, и есть ли заблудшие души, ждущие решения, куда им двигаться дальше – к свету, раю или куда-то еще. Есть много заблудших, но еще живых душ. И как бы ни хотелось ему отказаться от этого, есть еще часть его самого, которая всегда будет говорить умершим, чтобы они упокоились с миром, расследовав убийство. Словно знание может дать им некое удовлетворение и позволить идти дальше.
От Дарлы Джин Кармайкл до Джули Маккарти, смогут ли эти девушки упокоиться с миром?
Эддисон думает о Фейт. Всегда о Фейт. Если он когда-нибудь отыщет ублюдка, который забрал ее…
– Сейчас Прия еще в большей степени дочь своей матери, – говорит наконец Брэндон.
– После получения последних лабораторных отчетов мы с Финни намерены рекомендовать закрыть дело, – сообщает Вик. – Прия Шравасти – жертва некомпетентности ФБР. Излишне нетерпеливый агент, имевший задание охранять ее, воспользовался ею как наживкой, потому что начальник отдела была больше озабочена политическими играми, чем фактической стороной дела. В отношении начальника отдела Уорд будет проведено внутреннее расследование на предмет изучения ее действий.
– И на этом конец? – спрашивает Рамирес.
– Ты со всем согласна?
Мерседес смотрит на деревья, густой полосой бегущие вдоль площадки и дальше между двумя линиями жилых зданий. Она не любит лес, и ей понадобилось почти два года и пьяная ночь, чтобы рассказать почему. Вик, возможно, уже знал, если имел доступ к ее личному делу, но он ни разу даже не упомянул об этом. Большинство ее кошмаров родилось в лесу, и некоторые из них грозили остаться с ней до конца.
И все же ничто не может остановить ее перед лесом, если есть шанс, что там, в чаще, может быть ребенок, которого они ищут.
– Да. Думаю, что да, – говорит она.
Потому что есть закон и есть справедливость, и они далеко не всегда одно и то же.
Вечером, накануне нашего с мамой отъезда, в гостиной Хановерианов шумно от смеха и споров. Удивительно не только то, что шума так много, но и то, какой он живой. Вик безнадежно уступает в численности женской части семьи – матери, жене и трем дочерям. А поскольку в комнате есть еще Инара и Блисс, то Эддисон держится на противоположной стороне и не проявляет ни малейшего желания выручать старшего напарника. Мерседес дразнит обоих мужчин.
Дом, семья и всякие чудесные штучки…
Но в конце концов все отправляются спать, а Марлена и Дженни провожают каждого поцелуем в лоб или щеку. Эддисону достается одновременно в обе щеки, и из этих тисков он едва вырывается.
Прекрасная картина, и Инара с Блисс тут же просят меня прислать им снимки. Вик и Мерседес, убедившись, что Эддисон их не видит, – тоже. Думаю, Мерседес когда-нибудь поставит фотку на своем рабочем столе – только для того, чтобы поиздеваться над ним.
Мама гонит меня наверх, где мы делим комнату Бриттани, но сама остается внизу со взрослыми, и я знаю, что поднимется она еще не скоро, а поэтому направляюсь с Инарой и Блисс в комнату Холли.
Несколько дней назад они приехали из Нью-Йорка, завернув по пути в Шарпсберг – проверить самую младшую из выживших. Едва ли не самое забавное во встрече с ними – это наблюдать за Эддисоном, который изо всех сил старается не вылезти вон из кожи. Он постоянно маячит в дверях, разрываясь между желанием сбежать куда подальше и убедиться, что мы случайно не захватили мир.
Я уверена: если это произойдет, то совсем не случайно.
Блисс такая же колючая, как и мы с мамой, только разве что чуть более агрессивная. Я обычно ворчу и рычу, когда отвечаю; она пользуется тем же самым, как задира. Не могу сказать, что осуждаю ее. Случившееся с ней получило куда большую огласку, чем моя история и место Чави в цепи долгое время остававшихся нераскрытыми преступлений.
Инара спокойнее и тише. Нет, она не застенчивая и не замкнутая, просто… более терпеливая. Блисс, когда нужно изучить ситуацию, чиркает спичкой и ждет взрыва. Инара же вначале наблюдает. Она склонна молчать и говорить лишь тогда, когда точно знает, что хочет сказать, и представляет, какой будет реакция слушателей. Легко понять, почему Хановерианы так к ним привязались.
– Слышала, твои родители и братья с сестрами в Париже, – обращаюсь я к Блисс, помогая Инаре расплести волосы на ночь.
Блисс рычит, но Инара оглядывается на меня через плечо.
– Большинство сказали бы просто семья.
– Твоя семья здесь и в Нью-Йорке. Я, может быть, не очень хорошо знаю вас обеих, но это достаточно ясно.
По бледным щекам Блисс растекается румянец, и Инара, заметив это, смеется.
– Да, – прокашлявшись, выдавливает Блисс. – Они в Париже. Отец там преподает.
– Они ведь просили тебя приехать?
– Да.
– Если надумаешь, у нас там будет пара гостевых комнат. Может быть, захотите приехать вместе или просто сорваться на ночь… Или если дела пойдут ни к черту и появится желание послать все к такой-то матери… Там безопасно и не придется слушать упреки, если ты захватишь с собой Инару.
– Да, в этом отношении они большие нытики, – соглашается Блисс и, никого не предупредив, стаскивает с себя все, кроме белья, и роется в сумке, отыскивая пижаму.
– Наша квартира – одна большая комната, – объясняет Инара. – Даже после Сада скромность у нас не в большой цене.
– Э, у меня была сестра. – Я расплетаю ей косу, расчесываю волосы щеткой и поворачиваюсь, чтобы и она сделала то же самое мне. Движения у нее плавные и уверенные.
– Как думаешь, это когда-нибудь пройдет? – внезапно спрашивает Блисс.
– Что пройдет?
– Чувство, что ты жертва.
Немного странно, что ответ на этот вопрос они ждут от меня. Обе старше, пусть и ненамного, но с другой стороны, мой мир взорвался пять лет назад, и в этом плане приоритет за мной.
– Многое меняется, – говорю я. – А закончится ли, не знаю. Иногда это как будто вспыхивает, даже без видимых причин, ни с того ни с сего. Чем больше у нас возможностей для выбора, тем лучше. А еще надо стараться жить собственной жизнью. Думаю, вот это и помогает.
– Эддисон говорит, это ты убила ублюдка. Того, что охотился на тебя.
– Да. – Руки лежат у меня на коленях, и хотя повязки уже сняли, лейкопластыря по-прежнему больше, чем кожи. У Инары от ожогов и порезов остались бледные рубцы. – Он пришел за мной, мы боролись, и я заколола его ножом. Ударила несколько раз. Много раз. Адреналин…