для составления объективной картины, согласитесь. Ну не мог французский журналист написать: «Прусские гусары нахватали изрядно телег и человек 250 французов в плен взяли», а человек из Хильдесхайма написал о том, что сам видел за городом, и послал в Альтону; там опубликовали, а в Петербурге перепечатали без нравственных мучений. Ведь в сущности никаких трений у российского двора с немецкими малыми княжествами не было, а французы «почитай и вовсе союзниками не являются»[770], а потому российские журналисты получили карт-бланш на опубликование самых неприятных для французов новостей, что читатель не иначе как за истинное благо должен воспринимать. Например, стычка в окрестностях Ульцена между французской и ганноверской кавалерией была донесена до нашего читателя следующим образом. Сперва сообщением из Гамбурга от 16 декабря 1757 г. было уведомлено о решительной победе французов и взятии ганноверского командующего в плен, а в следующем номере дан материал от 14 декабря из Альтхагена, где уверялось, что нет, это французы были разбиты, причем ценой незначительных потерь. С позиции послезнания верно второе сообщение. Также хотелось бы обратить ваше внимание на то, как тонко работает российский редактор: пришло два противоположных сообщения, обычное дело во время войны. Выбирать какое-то одно он не стал, и, чтобы не обвинили в шизофрении, французское ви´дение события дается как заметка газетчика, а версия из противоположного лагеря оформлена как частное сообщение выдуманного, полагаю, лица и названа «Экстракт письма знатного офицера, служащего при передовом войске Обсервационной армии».

К лету режим сверхувеличения был выключен, пошли серьезные дела, и мелкие стычки, порой с курьезными деталями и ценимым нами «ароматом эпохи», пропали со страниц петербуржской газеты. Причем были пропускаемы даже дела, вполне могущие претендовать на титулование сражением. Так, например, русские ничего не узнали о поражении французского корпуса Шевера 19 августа при Ресе, хотя французы сами все признали и осветили неудачу в своей прессе. Реляция о генеральном сражении 23 июня при Крефельде дана только французская. Тут что-то случилось с бинокулярным принципом, и ви´дение этого сражения с противоположной стороны в нашей газете не появилось, однако оно было дано в завуалированном виде как рассказ проезжавшего через Гаагу полковника ганноверской армии фон Редена. А между тем реляция, сочиненная в штабе принца Клермона, была дурна и объясняла проигрыш сражения нелепыми отговорками типа «по несказанному несчастью посланные с приказаниями офицеры заблудились, и подкрепление не успело подойти вовремя». Ей были недовольны сами французские офицеры, а Клермон был вскоре с поста снят и из армии удален.

С газетным делом связана одна долгоиграющая интрига, имевшая место на западном фронте. После разгрома при Росбахе 5 ноября 1757 г. франко-имперская армия рассыпалась по зимним квартирам и со страниц фридрихоцентричной историографии (это значительный сегмент рынка, а у немецких авторов главенствующий) просто исчезает. Также пропадает и принц Субиз, ибо больше он с пруссаками дел иметь не будет. Однако в реалиях 1758 г. все было не так. Всплытие Субиза началось достаточно несерьезно: журналисты откопали местоположение самого бывшего командующего: «Принц находится в городе Саверн, где есть увеселительный дом епископа Страсбургского[771], и будет вынужден пожить там некоторое время для поправления здоровья, весьма пострадавшего в трудную сию кампанию, хотя от полученной раны он совершенно исцелился». Проигрыш сражения не означал исчезновения союзнических обязательств перед Австрией, и вот с января начали появляться статейки с указанием мест и перечислением французских полков, стягивающихся в окрестности Франкфурта-на-Майне. Указывалось и назначение собираемого корпуса: поход в Богемию на соединение с австрийцами, командующий – принц Субиз. Замысел такой реально существовал! Журналисты абсолютно точно информировали публику о стратегических планах! Во французской армии вообще было принято много болтать, а в газетах все наболтанное печатать почти бесцензурно. С определенной периодичностью сообщения о собирании корпуса и выступлении Субиза в новый поход на пруссаков повторялись каждый месяц вплоть до середины лета. Так, 8 июня сообщалось: «Принц Субиз приедет в Ханау примерно к 11 июня, а в двадцатых числах его армия выступит к Донауверту, затем пойдет на Ингольштадт и через Амберг к богемскому Пильзену». Читатели приготовили карты южной Германии, чешско-баварского пограничья и сделали ставки, сильно ли побьет Фридрих принца, а также когда и где это произойдет. А между тем в плане операции давно случилась перемена, на этот раз хорошо таимая. Тогдашний министр иностранных дел Франции аббат Бернис уверяет, что автором идеи был он сам. Он уговорил австрийцев отказаться от корпуса Субиза численностью 24 000 человек, мол, все равно он погоды на фоне стотысячных армий не сделает. Затем, до последнего дня поддерживая в газетах видимость богемской направленности Субизовой группировки, бросить ее не на восток, а строго на север в беззащитный Гессен, пронзить его и выходить на тылы союзной армии, в ту пору уже оперирующей на западном берегу Рейна. Итог задумки в газетах выглядел так: короткое сообщение от 18 июля из Кельна о внезапном отходе армии союзников на восточный берег Рейна. Сообщение простое, не драматичное ни в едином слове, но рубежное: поставленная в ситуацию борьбы на два фронта, союзная армия, и ранее не имевшая численного превосходства, к дальнейшим наступательным действиям стала неспособна. Таким образом, в условиях открытого общего инфопространства[772] газета не только позволяла достоверно освещать ход военных действий, но и использовалась для дезинформации противника.

Попытка задержать наступление Субиза провалилась. Интересно, что известие о сражении 23 июля у Зандерсхаузена до русских читателей было доведено не в виде ликующей реляции из штаб-квартиры принца, а заметкой, начинающейся со слов «принятые меры к защите гессенской земли успеха не возымели». Причем известие сие в международные каналы обмена информацией попало из прусского Миндена, поэтому в нем численность армии союзных гессенцев преуменьшена, а французов преувеличена, примерно на треть в обе стороны. Поторопились наши журналисты! Пришлось в следующем номере давать французскую картину, с должным положительным настроем: «Пехота наша, а особливо полки Рогана, Бовуази и Рояль-Бавьер, выказали пред прочими отменную храбрость, наступая в штыки на неприятеля и обратив его в бегство. Принц Изенбург загнан в непроходимые места, корпус его рассеян и в крайнем беспорядке отступает, потеряв все свои пушки и много людей пленными».

Осенью кампания главной французской армии маршала Контада в Руре затухла как-то сама по себе, сообщения оттуда вместо перечисления взятых мест начали приобретать вид: «Вчера в полдень в Грефенбройхе поймали шпиона с подозрительными письмами и уже в четвертом часу повесили вместе с двумя солдатами и мясником: первых двух за кражу коровы, а мясника – за ее покупку. Господин де Контад