понятного описания хода кампаний враждующих армий. Статьи в современном понимании там вообще отсутствуют. Русские газетчики не являлись «перьями» в понятии XIX в., они о ходе войны почти ничего не сочиняли сами, а только переводили иностранные сообщения и компилировали из них текущий номер. Они бы и рады были дать не калейдоскопическую картинку, а нормальное описание, например, осады Ольмюца 1758 г. от начала и до конца, но каждый день приходят еще более важные вести, а номер не резиновый… В итоге современный читатель, заинтересовавшийся, к примеру, достаточно живой январской заметкой о входе французской армии в город Бремен и боях с горожанами, далее остается без помощи, наедине с целым рядом вопросов: а что это вообще было? наступление? отступление? маневр? за кого вообще этот Бремен? вошли в январе, а когда вышли? и вышли ли вообще?.. Перед читателем желтеет плита из 1100 страниц комплекта за 1758 г. Как искать продолжение истории, ведь нет ни оглавления[768], ни сквозной нумерации, ни стройной логики в размещении материалов. Читателю, что современному, что из эпохи Семилетней войны, остается только надеяться, что редакция не бросит начатую тему, но далеко не всегда надежды сбывались: поток более важных новостей (а Цорндорф на порядок важнее какого-то Бремена) мог просто смыть начатую было тему, поднятую, если честно, в период зимней скуки в режиме большого увеличения маленького события.

Слово «перископ» в названии статьи далеко не случайно. Это устройство – единственный на подводной лодке источник визуальной информации об окружающем мире, ее монокулярный глаз. Точно так же петербуржская газета была единственным окошком в мир сражений и походов текущей войны для подавляющего числа россиян. Конечно, нельзя исключать, что кто-то из партикулярных людей почитывал иностранные газеты не по долгу информационной службы, а по своему интересу. Кажется достаточно вероятным, что жителю условной Риги можно было заказать популярную и информированную «Гамбургскую газету» на немецком или французском языке, но вряд ли число таких людей было велико. Эпистолярные же свидетельства очевидцев событий, как показала книга Д. А. Сдвижкова «Письма с Прусской войны», вообще ничего не проясняют, люди не вдаются в ход кампании или сражения, а пишут о своем, о личном. Тем более о ходе дел у австрийцев или положении шведов даже любопытствующий офицер ничего толком сказать не мог. «Была баталия, австрийцы победили, в честь чего у нас был молебен и трижды стреляли в воздух». Поэтому регулярная и единственная газета (вкупе с нерегулярными прибавлениями к оной) была самым настоящим перископом для обозрения из глубины континента событий на Рейне, в Нормандии, Силезии или Америке с Индией.

Но что же видел обыватель в сей оптический прибор? Как единогласно утверждают в своих мемуарах все подводники, в перископ видно плохо даже в идеальных условиях. Это монокуляр с заливаемой брызгами мутной системой линз и зеркал. Информацию, получаемую в боевых условиях через перископ, иначе как урывочной не назовешь. Глаз выхватывает какие-то фрагменты обстановки, и перископ тут же скрывается под водой. Так и читатель «Ведомостей» вместо стереопанорамы получал какие-то кванты света в виде коротеньких статеек без вводных слов и дальних выводов. Нужно было быть настоящим ценителем международной политики, чтобы держать в голове нити одновременно идущих больших кампаний или как минимум войны Пруссии с австрийцами, шведами и россиянами. Такие любители не перевелись и сегодня, а потому нами была проведена следующая операция: заплесневелая туша тысячестраничного бегемота 1758 г. была решительно разрублена по главным темам, а затем каждое сообщение было кассировано по хронологии. Далее, вооружившись современными знаниями, мы оценим, чем же «кормили» читателя наши и иностранные журналисты, каково было качество информирования о событиях на сухом и морском пути текущей войны.

НА ЗАПАДНОМ ФРОНТЕ

1758 г. начался для российского читателя мрачно. Уже пришли ошеломительные новости о неожиданном отступлении армии Апраксина после выигранного сражения, о разгроме австрийцев при Лиссе (так тогда называлась Лейтенская баталия), о невероятном рассеянии франко-имперской армии в Саксонии, а также о том, что установившееся было перемирие в западной Германии нарушено, «произошли в конвенции некоторые несогласия», французские и союзные войска снова в состоянии войны. Пока в засыпанных снегом Судетах между австрийцами и пруссаками боевых действий не велось, а русская армия в Прибалтике не подавала о себе вестей, журналисты стали пристально вглядываться в события на полях ганноверских и прилегающих землях. У каждого перископа есть несколько режимов обзора: без увеличения, небольшое увеличение (1,5−2 раза) и сверхувеличение (6−8-кратное). Как вы понимаете, чем больше увеличение, тем ýже поле зрения. В случае с делами в Вестфалии, которые позже войдут в историю как «Зимнее контрнаступление союзной армии», был выбран режим большого увеличения. Русский читатель был погружаем в мирок маленьких немецких городков, мелькали такие названия, как Липпштадт, Хамм, Сез, Ульцен, осажденный Харбург (его наши современные писаки часто путают с Гамбургом), Ферден (а этот с французским Верденом), из какой-то Бедеркезы пишет человечек в ближайший информационный центр о своих важных проблемах: «Происходит во всех местах здешней земли падеж скота. Оный начался сперва в скоте рогатом, а после дошел и до лошадей, так что у многих зажиточных людей не осталось почти ни одной животины или лошади». В общем, надо было русскому человеку сперва раздобыть хорошую карту той части Германии, чтобы понимать, куда движется кампания. А двигалась она, увы, назад, к Рейну. Французы отступали в беспорядке, хотя и не понесли поражение, сражений больших не было.

С западногерманским филиалом Семилетней войны связана интересная российская медийная практика. Вполне естественно, что действия российской армии освещались нашими же перьями в комплиментарном духе. Так же было принято давать австро-прусские сражения глазами наших ближайших союзников. Прусская точка зрения на действия войск, на случившееся сражение или осаду к нашему читателю не допускалась. Канал из Берлина был запломбирован наглухо. За весь 1758 г. непосредственно из Пруссии было допущено до россиян всего несколько сообщений, да и те касались маловажных дел со шведами или имперцами. 14 июня из Берлина вышло сообщение иного плана, приведем его целиком: «Ожидая меж страхом и надеждой новостей об исходе предприятий в Моравии, получили мы вдруг трагическую весть о кончине 13 июня от апоплексического удара Его королевского Высочества принца Августа-Вильгельма на 36‐м году жизни»[769].

Но вернемся к французам. Если на дела с пруссаками русский человек смотрел в монокуляр, где ему показывали тщательно цензурированные картинки, то в отношении войны на Западе имелся стереоскопический подход: сообщения из Версаля чередовались с новостями из враждебных ему Ганновера и Брауншвейга, часто о ходе операций писали нейтралы. Это очень хорошо