Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несмотря на недавнее негодование, дружеские отношения Фила с Эллисоном, еще и подогреваемые частыми телефонными разговорами и встречами на вечеринках во время конвентов, продолжались. Эллисон, который к тому времени уже был одной из самых доминирующих фигур в НФ, усматривал в Филе одного из немногих писателей в этой области, чей пыл и талант превосходит его собственный:
Фил мне виделся как аутсайдер, одиночка, выполняющий священные миссии, ведомый безумием и демонами. Вот что тянуло меня к нему. Я знал, насколько мне это будет больно, но я крутой мелкий факер и я знал, как себя вести, – я знаю, как дать сдачи. Фил, как я думаю, еле барахтался в этих делах. Он не знал, как вести бизнес и как строить личную жизнь. Когда он садился за пишущую машинку, он был чистым и ясным, но мотивацией его работы было безумие. В остальное время он не мог выбросить из головы всю эту фигню. В основном из-за его чувства собственной социальной несостоятельности. У меня самого возникало странное чувство, что я, как писатель, не ровня ему, что он намного выше… что он из тех писателей, которых мне хотелось знать лично. У меня возникала параллель: я Сальери, глядящий на Моцарта.
Среди своих собратьев-писателей, таких как Эллисон, Фил ощущал себя достойным профессионалом. Но в его сугубо частной жизни наркотики стали тем найденным средством, которое приводило к успокоению и творческому вдохновению. Фил зашел так далеко, что планировал для себя своего рода маленькие таблеточные праздники. К примеру, Филу удалось получить рецепт на «Риталин» – стимулятор для снятия легкой депрессии. (Основные побочные эффекты: скачки артериального давления, изменения в настроении, аритмия.) «Риталин» противопоказан людям с выраженной тревогой. С помощью него Филу хотелось бы сохранить, хотя бы на месяц, близкое общение с окружающими его друзьями; заряд энергии от этого препарата подпитывал безостановочный поток идей и безбашенный юмор. Парадоксальная правда заключалась в том, что наркотики отстраняли Фила от мира и усиливали его общительность с такими же наркоманами.
Как-то в 1968 году, когда Мириам Ллойд решила выбросить свои припрятанные таблетки, Фил бросился ей в этом помогать (спасти то, что ему было нужно):
Он помогал мне смывать их в унитаз. Когда очередь дошла до последнего пузырька, я сказала: «Я не знаю, что там такое». Фил сказал: «О, эти таблетки – вам никогда не следует принимать эти таблетки. Я их как-то раз принял и очухался только в Юнион-Сити – месте, в котором вам бы не хотелось оказаться, особенно после этих таблеток». Он нагнулся, взял горсть таблеток, запил их пивом. Он был забавным человеком.
Мириам отмечает, что наркокультура в шестидесятые годы имела общепринятую распространенную этику, и это способствовало такому увлечению Фила:
Одна из особенностей наркокультуры в том, что она создает мгновенные близкие отношения. Вы получаете свою «банду», у вас есть все эти общинные «штучки», понимаете, «косячками» обменялись, потом подносом с «дорожками», кто-то захотел вина, а у нас никакого нет, и кто-то быстренько отправляется за ним. Все заботятся о потребностях каждого.
Фил был очень любезным – ему нравилось все это. Он был невероятным эгалитаристом. Он сразу же начинал любить то, что ему нравилось. Он не был наивным, он был искушенным сторонником равноправия. Его политические взгляды были добрыми, очень гуманными. Он и вправду заботился о людях.
Фил, казалось, был во славе, когда принимал участие в сентябре 1968 года в «БэйКоне»[172], который многие присутствующие называли «НаркоКон». Некоторые из этих участников, включая Фила, приняли то, что, как они думали, было ТГК[173] (действующее вещество марихуаны), на самом деле оказалось PCP[174] – ветеринарным транквилизатором, известным как «ангельская пыль». Несмотря на это, Фил проявлял себя активно в творческих кругах, общаясь с Рэем Брэдбери, Робертом Силвербергом, Фрицем Лейбером, Филипом Хосе Фармером, Норманом Спинрадом и – в первый раз – с Роджером Желязны, с которым Фил в предыдущем октябре согласился совместно работать над «Господом Гнева».
На конвенции проходили серьезные дебаты, вращавшиеся вокруг «Новой волны» НФ, которая мастерски превозносилась Эллисоном совместно с Dangerous Visions. У Фила были свои сомнения относительно сущности многих произведений «Новой волны». Он также боялся, будучи ветераном фантастики пятидесятых годов, что его сочтут старомодным (несмотря на недавно впервые проданные права на экранизацию романа «Мечтают ли андроиды об электроовцах?»). С чувством облегчения он писал своему редактору в Doubleday, Ларри Эшмиду, что его статус вырос по сравнению с конвентом 1964 года благодаря популярности «Палмера Элдрича».
Казалось, что в это время Фил испытывал большую неуверенность в достоинствах своего письма, чем когда-либо со времен новичка в Беркли. Он постоянно недооценивал те романы, которые написал со времени «Палмера Элдрича». В мае 1969 года он писал своей падчерице Тэнди: «Начиная с 1964 года я был не в состоянии сделать ни одну важную книгу и из-за этого чувствую себя очень несчастным». Позднее Фил пришел к признанию того, что «Убик» – это чрезвычайно значимая работа, о чем уже говорилось. Что касается «важных» произведений, то следовало бы отметить рассказ «Электрический муравей», написанный в конце 1969 года, – один из лучших в его писательской карьере. Главный герой, Карсон Пул, думает, что он человек. Но случайно он узнает, что на самом деле является «электрическим муравьем» (органическим роботом). Внутри у него находится пластиковая перфолента, служащая в качестве «поддержки конструкта реальности». Что случится, спрашивает Пул, «если перфолента не подана в сканер? Нет ленты – ничего нет вовсе. Фотоэлемент, сияющий без всякого сопротивления?» Техники сообщают ему, что его просто «вырубит». Но Пул не боится. «Все, чего я хочу, – осознает он, – так это полной и абсолютной реальности, хотя бы на микросекунду. Что будет после, не важно, потому что все станет известным; ничего не останется, чтобы понять или увидеть». Пул вскрывает себя микроинструментом, и его желание осуществляется. Прочитайте рассказ, чтобы узнать конец, который, как говорил Фил, всегда пугал его.
Но 1969-й был годом, который, по стандартам Фила, прокручивался вхолостую: «Друг моего врага» – единственный роман, завершенный в том году, был жалкой халтурой для Дона Уоллхейма в Ace. В мартовском письме 1969 года он объяснял свой резкий спад следующим образом: «У меня есть теория: я не могу сидеть и писать один роман за другим; между ними я должен выбраться из своей раковины и общаться с людьми; в ином случае мои романы слишком сильно напоминают друг друга». Фил читал все, что мог найти, на тему Свитков Мертвого моря; в нем ярким огнем пылали вопросы теологии, вспыхнувшие благодаря общению с Пайком.
