Первой мировой – список вещей, необходимых священнику, обсуждался несколько торопливо и без особого энтузиазма[849]. Стремление приспособить подручные средства для изготовления подсвечников, гирлянд, ширм и престолов свидетельствовало об энтузиазме солдат и военнопленных, их ожидании праздника и стремлении выразить свое религиозное чувство. Однако их усилий оказывается недостаточно. Что касается офицеров, то они в лучшем случае снисходительно относились к инициативам по устройству и украшению мест для праздничного богослужения, в редких случаях жертвуя деньги.

Кроме того, практика показала, что некоторые священники и сами не только не имели возможности организовать каноническое богослужение, но и не совсем следовали канону – одни по незнанию, другие из-за торопливости, третьих принуждало к этому полковое начальство.

Накапливающаяся усталость от войны и успешная революционная пропаганда делают небезопасным и общение священников с солдатами. Отчуждение усугубляет некоторая принудительность и формализованность их общения, тяготящая и тех и других. Если в Русско-японскую войну у священников еще была некоторая возможность организовывать личную исповедь, утешать и ободрять солдат, то в Первую мировую войну такого шанса не представлялось, исповедь преобладала общая, а беседы с солдатами инструкцией не предусматривались. Таким образом, православный праздник, в особенности Пасха, утрачивал свой нравственный смысл и становился только поводом к организации застолья.

Проповедь, даже перед солдатами – слабое место священников Первой мировой войны. Читать тексты из Священного Писания возможности почти никогда не представляется, да и не доходят эти тексты до солдат. Их учительное и воспитательное значение почти так же ничтожно, как в японском плену, где священники не говорили по-русски. Попытка обратиться к пастве «от себя» делает проповедь понятной, но не всегда близкой, особенно на фоне усиливающейся революционной пропаганды.

Наконец, к проблемам военного духовенства можно отнести и позицию руководства.Если А. А. Желобовский не имел опыта войны и в своих взглядах в основном исходил из теоретических представлений, то Г. И. Шавельский прошел Русско-японскую войну и, казалось бы, должен был представлять все особенности пастырского служения на фронте. Однако он не успевает укомплектовать полки необходимым количеством образованных и молодых священников из собственного ведомства, руководство епархиальными священниками на фронте зачастую сводится к порицаниям и назиданиям – никаких внятных объяснений, что и как нужно делать, священники на самом деле не получают.Вообще Г. И. Шавельского интересуют совершенно другие вопросы. Он трепетно отстаивает свою власть как от посягательств внутри ведомства, так и от вмешательства митрополита Евлогия, товарища обер-прокурора Священного Синода князя Н. Д. Жевахова, обер-прокурора В. К. Саблера и других ему ведомых врагов. Больше всего его интересуют внимание и расположение государя. Даже через какое-то время в своих воспоминаниях Шавельский тщательно фиксирует все случайные разговоры с Николаем II, приглашения к столу, благосклонные реплики и т. д. Наконец, начинания Г. И. Шавельского, связанные с реформами военного духовенства, удивительно несвоевременны – первый Всероссийский съезд военного и морского духовенства начался 1 июля 1914 г., второй – 1 июля 1917 г.

Военные церкви на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв

Опубликовано: Россия и Китай: история и перспективы сотрудничества. Материалы VI международной научно-практической конференции (Благовещенск – Хэйхэ, 16–18 мая 2016 г.). Вып. 6. Благовещенск: Благовещенский государственный педагогический университет, 2016. С. 170–188.

Как предмет изучения военные храмы занимали исследователей еще до революции[850]. Одной из дискуссионных проблем стал вопрос о времени появления первых военных храмов. Ряд исследователей считают, что они появились с момента формирования рекрутских полков. Другие связывают появление постоянной полковой церкви с временем правления Екатерины II[851]. Наконец, третьи указывают на 90-е годы XVII в.[852]

«Самым распространенным стереотипом в современной историографии является утверждение о том, что первая постоянная полковая деревянная церковь появилась в 1748 году, а каменная – в 1764-м»[853].

При этом единого мнения о том, что такое постоянная военная церковь, у исследователей не существует. Некоторые признаком «постоянной военной церкви» считают непрерывное присутствие походной церкви с полком, другие говорят о строительстве и организации при воинских частях и учреждениях стационарных культовых сооружений, наконец, третья точка зрения – речь должна идти о церковных сооружениях, находящихся в ведении военного ведомства[854].

История развития института военного духовенства показывает, как на практике изменялось представление о том, что такое военная церковь.

В первой четверти XIX в. нижние чины посещали приходские церкви, а отправляли службу в них полковые священники «по сношению с местным духовным начальством»[855]. Иногда это приводило к конфликтам. Священники жаловались друг на друга – полковому начальству, епархиальному, и дело доходило не только до Св. Синода, но даже до государя.

29 сентября 1826 г. последовал указ Св. Синода за № 4352, согласно которому все церкви при сухопутных и морских госпиталях, крепостях, портах, гарнизонах или батальонах были закреплены за ведомством обер-священников армии и флота Главного штаба его величества. К этому моменту в ведении обер-священника армии и флота находилось всего 32 неподвижных госпитальных, крепостных и батальонных церквей[856]. В этом указе были сделаны первые попытки определить, какие церкви следует относить к военным. Для решения этого вопроса следовало представить сведения: «…1) когда и на какую сумму построена <…> церковь; 2) положен ли священнику оклад жалованья или довольствуется одними доходами, получаемыми от военных чинов, и 3) одни ли только военнослужащие состоят прихожанами сей церкви»[857].

В 1868 г. было утверждено новое Положение о полевом управлении войск в военное время[858]. Главному священнику армии подчинялось духовенство церквей постоянных и военно-временных госпиталей, находящихся в губерниях и областях, объявленных на военном положении[859].

Он должен был осматривать подведомственные церкви на предмет их пригодности и готовности для совершения богослужений, следить за сохранностью церковных архивов. О результатах инспекции он должен был докладывать главному священнику армии и флота и также доводить до сведения начальника штаба армии.

19 сентября 1884 г. по предложению архиепископа Саввы (Тихомирова) была образована подкомиссия в составе М. Ф. Архангельского, А. А. Желобовского, А. A. Ставровского и Т. В. Барсова для выработки проекта Положения об управлении полковыми церквами и духовенством.

Имелось две точки зрения. Одна, сторонниками которой были сам архиепископ Савва, М. Ф. Архангельский и Т. В. Барсов, состояла в том, что неподвижные военные церкви необходимо передать в управление епархий. Другая позиция заключалась в том, что полковые церкви должны оставаться в ведении военного ведомства.

Несмотря на противоречия, 3–4 марта 1885 г. состоялось слушание предварительного проекта положения. Предложенный проект передавал управление военными церквями епархиальным архиереям.