Собственно, тогда я окончательно и решил для себя, что все свои силы посвящу именно операциям, проводимым с помощью военных отрядов. Все же остальное могло рассматриваться мною лишь как вспомогательное средство.

Высадка десанта союзников 6 июня 1944 года. — Решение принято? — Визит к дуче. — Дипломатический ангел-хранитель. — Диктатор или философ? — Рассуждения Муссолини. — Прощание навсегда. — С инспекцией. — Спецоперации союзников. — Ограниченные средства. — Попытки использовать планеры. — Опять опоздали. — Операции против правительственных центров? — Трубопроводы. — Суэцкий канал. — Партизаны в Югославии. — Вокруг главной ставки Тито. — Когда двое делают одно и то же. — Заблаговременно предупрежден. — Гнездышко опустело

Во вторник 6 июня 1944 года началось вторжение союзников на материк. На протяжении нескольких недель положение оставалось неустойчивым, и только прорыв нашей обороны под Авраншем[191] принес противнику успех. Я ни в коей мере не ставлю перед собой задачи заниматься разбором боевых действий или военно-историческим описанием событий. Мне кажется, что и сегодня даже профессионалы в этих вопросах не в состоянии дать объективную картину, поскольку почти все сведения до сих пор носят ярко выраженную политическую окраску и поэтому не могут служить источниками для отображения истинной исторической правды. Тогда для меня единственным фактом являлось лишь то обстоятельство, что произведенная высадка войск неприятеля послужила свидетельством проведенной им блестящей военной операции, закончившейся решительным успехом. Любому здравомыслящему человеку было ясно, что войну с чисто военной точки зрения мы проиграли. Данное обстоятельство я принял как данность и довольно спокойно рассуждал об этом в тесном кругу, например с фон Фелькерзамом или Радлом.

Сделал ли я для себя какие-нибудь выводы из сложившейся ситуации? Этот вопрос тогда мне и самому приходил на ум, а после войны в той или иной форме его стали задавать моей скромной персоне все чаще и чаще. Лично мне кажется, что важным является не то, что я думаю на этот счет сегодня, а то, что думал тогда.

Моя позиция во время войны была четко определенной и отличалась деловым подходом. Собственно, таковой она остается и сегодня. Решение вопроса о продолжении войны или ее окончании находилось не в моей компетенции. То же самое можно сказать и о других солдатах, начиная от рядового и кончая генералом. Для того чтобы хоть как-то повлиять на руководство тогдашним рейхом, у меня не хватало ни полного знания обстановки, ни возможностей. Важнейшие решения мы вынуждены были передать в руки военных и политических руководителей. Нам же оставалось лишь повиноваться их приказам, которые гласили, что войну следует продолжать.

Мне было известно, что в главной ставке фюрера не питали надежд ни на благоприятные изменения военно-политической обстановки, ни на скорую разработку нового оружия, для чего имелись вполне реальные основания. Ну а то, что мы, офицеры, не доводили до простых солдат реальное положение дел, которое являлось поистине отчаянным, было само собой разумеющимся. Ведь нам приходилось сражаться уже за свою родную землю. И противник был беспощадным, требуя безоговорочного подчинения. А такому требованию мы решительно противостояли, желая драться до последней капли крови. На нашем месте точно так же поступил бы солдат любой нации, который обладает чувством любви к своей родине и честью. Отчаянная борьба Тито[192], русских партизан, французских и норвежских маки́[193] сейчас изображается как героическая. А разве наша борьба была менее героической?

Летом 1944 года мне неожиданно напомнили о моей операции по спасению дуче. В адрес меня и моих солдат со всех сторон начали поступать пожертвования, письма и подарки. Самыми приятными из них явились несколько ящиков болгарских сигарет, к каждой пачке которых была прикреплена записка такого содержания: «В знак братства по оружию от болгарского полка». Из Испании прибыло несколько ящиков отличного коньяка. Одновременно окольными путями до меня дошло известие о том, что со мной очень хотел бы встретиться некий господин из американского посольства в Испании.

«А почему бы не отправиться в Испанию?» — подумал я тогда.

Мне действительно захотелось последовать этому приглашению, однако мое начальство, которому я обязан был доложить об этом, придерживалось иного мнения. Возможно, оно сомневалось в моих дипломатических способностях, но официально заявило, что опасается за мою жизнь. Как бы то ни было, вместо меня поехал главный врач СС профессор доктор Гебхардт[194]. Как и с каким успехом он провел переговоры, на которые, собственно, приглашали не его, а меня, мне неизвестно.

Из итальянского посольства для всех участников операции по спасению дуче в зависимости от звания были переданы золотые наручные часы. Лично мне вручили золотые карманные часы в рубиновой оправе, на которых была выгравирована прописная буква «М». Одновременно мне уже в который раз передали приглашение на несколько дней посетить озеро Гарда в Италии. Пришлось сообщить в министерство иностранных дел, что отправиться в поездку я смогу лишь тогда, когда мне передадут дневник Муссолини, отобранный в Инсбруке у Куели, того самого генерала, который охранял дуче в высокогорном отеле. Однако, судя по всему, господа из МИДа так и не нашли необходимых дипломатических выражений и других громких пустых фраз, чтобы объяснить столь запоздалый возврат. А может быть, они просто еще не закончили штудировать записи дневника Муссолини?

В общем, в Италию я отправился только в середине июня, взяв с собой Радла, произведенного после операции по освобождению дуче в гауптманы. Этот неутомимый начальник штаба и вправду заслужил пару дней отдыха в изумительных местах Южного Тироля после изнурительного труда. Одновременно мы хотели навестить наших бойцов, проходивших спецподготовку в качестве боевых пловцов и обучение по использованию в спецоперациях катеров в учебных пунктах малых боевых частей кригсмарине в Венеции, Сесто-Календе на озере Лаго-Маджоре и Вальданьо севернее Вероны.

Выехав из Инсбрука утром на машине, мы уже к вечеру прибыли в уютный небольшой городок Фазано, доложив о своем приезде послу Рану. Ведь мне было предписано посетить несколько официальных приемов, чтобы получить необходимый дипломатический опыт для общения с дуче. Я же слушал поучения наших дипломатов вполуха, поскольку мне лучше было знать, как себя вести, — я всегда говорил то, что думал. Куда приятнее было бы вести разговоры с молодой прелестной девушкой из посольства о купании или прогулках под парусом. Однако вместо этого ко мне приставили наставника из числа служащих министерства иностранных дел, которому, судя по всему, вменялось следить за мной во время визита к дуче и уводить меня от нежелательных тем во время разговора с ним.