Закончив с делами, Даний и Франгиз уплывали на своих носилках, оставляя вместо себя несколько бочонков недорогого местного вина, и Акра принималась славить Посейдона, своих правителей и саму себя, уже никого не стесняясь.

К утру приходили специально отряженные Данием плотники чинить прилавки.

На этот раз носилки подали закрытые.

Впрочем, сначала никто особенно не обеспокоился. Все слышали, что Даний болен, а день, по всем приметам, обещал разгореться не на шутку. Между прочим, в прошлом году, ровнехонько в этот день, на базаре у Луки от жары все куры уснули…

– Нужно было наложить печати во дворце. – Ритул появился, как всегда, словно ниоткуда.

Тень подивился, как такой крупный мужчина может ходить так мягко? Или это он так глубоко задумался? О чем спросил наемник? Ах да, о том, что по такой жаре будет тяжело ехать на рыночную площадь правителю, который родом с севера и не любит солнца. Ох, знал бы он, до какой степени «не любит»! С тех пор, как Тень связал судьбу с демонами ночи, небесный щит стал по-настоящему опасен для него. Знал ли об этом Ритул? Догадывался – наверняка. Иначе с чего бы ему так квохтать.

– Ничего. Я выдержу. Это всего лишь солнце, Ритул. Главное, чтобы натянули полог.

– Самый плотный, какой только нашли, – успокоил Ритул, и по тому, КАК он посмотрел на хозяина, Тень уверился – еще как знает!

…Сначала пережить этот ужасный выезд. Потом – через дюжину дней – свадьба. Но это уже не так опасно. Женщина, кажется, Монима, глупа и тщеславна. Она станет послушной куклой в его руках. Это не Франгиз…

Несмотря на жаркое утро, Тень поежился и плотнее запахнул сияющий белый плащ из плотного шелка. Спрятал кисти рук. Голову покрыл шлемом и наклонил низко, пряча от прямых лучей. Вроде бы все…

Носилки приказали подать к самым дверям.

От дворца до рынка было семь кварталов, два поворота, одиннадцать перекрестков. Если устраивать засаду по дороге, Ритул без труда нашел бы с десяток отличных мест. А уйти от погони сможет даже безногий. И даже с теми стражниками, которыми удр располагал сейчас, а это была целая армия, поручиться за жизнь хозяина он не мог. Ритул закрыл Тень щитами со всех сторон, трижды говорил с охраной, лично отобрал рабов и пообещал им место в войске, меч и свободу, если этот день обойдет беда. Но сам он в это не верил, напрочь не верил!

Вопреки ожиданиям, до храма они добрались вполне благополучно, и жертвоприношение совершили торжественно и спокойно. Никаких зловещих знаков жрец не усмотрел. И попробовал бы он, после щедрого подарка «на украшение храма»! Ритул не сомневался, что венок из серебряных монет после церемонии исчезнет в сундуке самого жреца.

Когда в лучах солнца, слепящих глаза и вызывающих нервную щекотку, дома вдруг расступились и открыли рыночную площадь, Ритул был больше удивлен, чем обрадован. Самую опасную часть пути они преодолели.

Плотники не подкачали, сполна отработав щедро обещанную плату. Помост соорудили за ночь, и вполне приличный. Ритул уже было одобрительно кивнул, но заметил гадливые взгляды своих людей и местных, все же пробравшихся к носилкам. Страшная догадка ожгла его как плеть. Он сощурил глаза и разглядел на досках бурые пятна. Они были старательно замыты и местами соструганы, но все равно заметны. Мерзавцы разобрали помост, где месяц назад умер на колу казненный преступник. И сейчас собрали его заново, лишь перевернув некоторые доски.

И каждый из тех, кто поднимется на этот помост, будет знать это, с ужасом подумал Ритул.

Но тут уж сделать было ничего нельзя, и он, скрепя сердце, отдал приказ разворачивать носилки.

Когда занавески раскрылись, и вместо благородного, греческой лепки лица Дания площадь узрела круглую, курносую, со скошенным подбородком физиономию советника, люди единым сердцем, в едином порыве издали такой звук, что Ритул вновь подумал о своем завещании.

Тень, кряхтя, покидал носилки. Рабы занесли их прямо под навес, прямых солнечных лучей можно было не опасаться… но жара стояла страшная, а советника, к тому же, кажется, укачало. Лицо у него было какое-то зеленоватое. Но ступал он достаточно твердо, до тех пор пока не понял, КАКОЙ помост ему соорудили – тут ноги подвели его, и он запнулся. К счастью, молодой Даг был рядом и успел подхватить его под локоть. Тень хлестнул Ритула взглядом – как плетью с иглами дикобраза. Удр поежился. Взгляд – не стрела, убить не может, но больно от него бывает всерьез. Особенно если ну напрочь ни в чем не виноват. А если виновен – еще больнее.

Эх, жизнь наемника! Жизнь собаки на коротком поводке из монет: золотых, серебряных, а чаще всего медных. Вот так и позавидуешь дружку, тоже бывшему легионеру, осевшему недалеко от Мессантии на землю и забот не знавшему… Но позавидуешь лишь до тех пор, пока не вспомнишь, как явились к нему сборщики налогов в сопровождении таких же, вооруженных до зубов ребят в доспехах. И как Орик без спора отдал им две трети урожая, хоть и скрипел зубами так, что от ворот было слышно. А после он повел их в дом, усадил за стол, льстиво улыбался, словно напрочь забыл о том, что когда-то стоял в фаланге, и полчища варваров разбивались об нее раз за разом и не могли прогнуть, а щит его становился неподъемным от вражеских стрел, и он отбрасывал его, и ему тут же подавали второй.… И в этот миг полной беззащитности варвары не стреляли, так велика была сила его взгляда! Когда сальные глаза грабителей скользили по хорошенькому лицу и плотной фигуре Анны, той, ради которой Орик оставил свой меч, осев в теплых землях… он тоже терпел. И лишь когда один из незваных гостей схватил ее за руку, а второй приставил нож к горлу Орика – вот тогда его терпение лопнуло. И он объяснил этим увешенным оружием коровам, что значит воин, защищавший великий Рим! Доходчиво объяснил. Мечом. Все они остались там, внутри небольшой изгороди из сырых жердей. Сбежать не успел никто. А Орик ушел в горы.

Лишь по весне, когда Ритул выбрался навестить приятеля, смог он его увидеть. Но поговорить не смог. В месте, где встречаются две дороги, одна на Мессантию, другая к морю, на перекладине, слегка покачиваясь от слабого ветерка, висели несколько тел. У одного на груди была гвоздями прибита табличка: «разбойники». Специально для тех, кто владел высоким искусством чтения. Среди казненных Ритул узнал Орика и Анну…

Удр задумался так глубоко, что не сразу понял – происходит что-то непредвиденное. Сквозь толпу к помосту продирался Ингвар. Он был бледен, лицо перекосило не то страхом, не то злобой. Парень усиленно работал локтями и что-то пытался кричать, но ропот людского моря заглушал все остальные звуки. В глазах молодого воина Ритул разглядел настоящее отчаяние и подался ему навстречу…

* * *

Даний всегда любил розы. Стыдился этого «женского» пристрастия к нежным пурпурным цветам. Потом понял, чем они так влекут его – розы были похожи на его жену – и стыдиться перестал. Кусты, опоясавшие дворец еще одним кольцом обороны, были высоки, густы и хрупки, и несли необоримую уверенность в том, что острые ломкие шипы вполне способны уберечь их вызывающую красоту. Впрочем, ведь берегли! Розы у дворца правителя и впрямь никогда не ломали, хотя никакого закона на этот счет не было. Даний никому не признавался в своей тайной любви, но вся Акра отчего-то об этом знала.