Мчались быстро. Лаар пребывал в хорошем расположении духа и даже позволил мне самостоятельно ехать верхом, выделив самого спокойного жеребца из имеющихся. Правда, на спокойного мой красногривый друг походил мало. Все же рысаки этой породы слишком ретивы, и удержать их на месте может лишь крепкая привязь или жесткая рука хозяина. У меня не было ни того, ни другого, и поначалу конь не слушался, но желание ехать самой и не задерживать весь отряд было слишком велико, и мне удалось обуздать непокорное животное. Правда, Лаар все равно ехал рядом, бок о бок. Контролировал. И я была уверена, что даже в такой бешеной скачке он готов в любой момент прийти на помощь.

Спустя несколько часов изнурительной дороги, когда уже болели все мышцы и руки с трудом удерживали поводья, мы наконец остановились.

По правую руку простиралось бушующее разнотравьем поле, по левую — торчали из земли обожженные остовы деревьев. Ветер разносил по округе острый запах гари, и крупные хлопья пепла оседали на одежде. Я аккуратно тронула одно, опустившееся как раз на плечо, — еще теплое.

— Все хорошо? — Лаар уже успел спешиться и незаметно оказался рядом. Протянул руки, помогая спуститься с жеребца. Я, не раздумывая, спрыгнула к нему в объятия и чуть пошатнулась, оказавшись на земле. Муж тут же поддержал.

— Все хорошо. Просто устала, — поспешила успокоить его и выдавила из себя подобие улыбки.

Признаться честно, улыбаться совсем не хотелось. Глядя на огромное пепелище, протянувшееся с запада на восток насколько хватало глаз, хотелось плакать навзрыд.

Ведь всего каких-то несколько дней назад здесь стоял могучий лес, шелестели кроны деревьев, перекликались птицы, сидящие на островерхих макушках, возились в высокой траве мелкие грызуны и жучки. А сейчас ничего не осталось, лишь щербатые обугленные пни и черная земля, словно покрывалом, накрытая пеплом.

Дышать было трудно, теплый прогорклый воздух разъедал гортань, и, нашарив в седельной сумке фляжку, я сделала несколько жадных глотков. Лаар тут же протянул мне тряпицу, смоченную в воде.

— Повяжи на лицо, так будет легче дышать, — посоветовал он, и я благодарно приняла повязку, приложила к лицу. — Нам придется разбить лагерь здесь. Отсюда ближе всего до материнской цветоножки.

— Вы отправитесь в лес? — Я с ужасом поглядела на то, что от этого самого леса осталось.

Мне и тут-то сложно дышать. А каково там, в сердце этой выжженной пустыни, — и вовсе страшно подумать!

— Да. Надо завершить начатое, — коротко ответил Лаар и принялся раздавать указания своим воинам.

Часть их уже ставили походные шатры и разводили костры. Оставшиеся, что только успели подъехать, снимали поклажу с жеребцов.

А я вдруг поняла, что не вижу среди прибывших свою помощницу. А ведь она вместе с нами отправлялась из замка.

— А где Хальди? — забеспокоилась я, судорожно озираясь по сторонам.

— Она с жеребцом справиться не смогла. Халид взял ее к себе, и они, кажется, отстали, — доложил один из стражей, что ехал как раз в хвосте.

Лаар заинтересованно выгнул бровь, но тут же отвернулся, потеряв интерес.

Мне же стало жуть как любопытно, в чем истинная причина задержки кшатрия и моей помощницы? Еще в замке я заметила, с каким восторгом и немой преданностью наперсница смотрит на Халида.

Наверное, так же я смотрю на Лаара…

Соблазн расспросить девушку был велик, но я решила не лезть к ней раньше времени. В конце концов, захочет — сама расскажет. Да и, чувствую, там тоже все не так просто, как хотелось бы. Ведь Хальди вдова, а вдов не принято брать в жены, разве что в наложницы, но такой участи для своей наперсницы я не желала.

Спустя час, когда все приготовления были завершены, отряд выдвинулся в лес. И кто бы знал, как мне было трудно отпускать от себя Лаара…

Оставалось лишь надеяться, что он и его люди непременно вернутся к закату.

* * *

Лаар

И вновь неудача.

Они шли напролом. Сначала сквозь пепелище, затем через густые заросли: бесконечные разросшиеся лианы и тугое переплетение ядовитых побегов. Расчистка дороги отняла слишком много времени, и до материнской цветоножки отряд Лаара так и не добрался. Они лишь срезали несколько нераскрывшихся семенных коробок, пуская по срезу свежую кровь.

Лаар чувствовал привычную слабость в теле, кровоточащая рука ныла, а осознание того, что они толком ничего не успели за сегодня, бесило неимоверно. И лишь только эта злость помогала прямо держаться в седле, тогда как тело настойчиво требовало распластаться на конской шее. Его стражи устали, вымотались, а солнце уже ощутимо клонилось к закату.

— Возвращаемся, — скомандовал раан-хар, понимая, что толку от его стражей уже нет. Да и слишком опасно двигаться дальше, когда силы на исходе. Воины теряют концентрацию, а это чревато последствиями. Вдруг как полоз или еще какая напасть? Да и крови Лаар сегодня отдал достаточно, так что и от него толку нет.

Обратной дорогой лошади двигались куда охотнее, чем в глубь леса. И даже запах пепла показался Лаару свежим и сладким по сравнению с удушающим ароматом Цветка Смерти, что накрепко въелся в кожу, не говоря уже об одежде. А когда они наконец выехали на опушку, раан-хар и вовсе не сдержал вздоха облегчения. Ветер ударил в лицо, принося с собой запах душистого разнотравья, дымящейся в котелке наваристой похлебки, а еще он чувствовал ее запах. Запах своей рани.

Она встречала его, стоя у шатра, стиснув ладони и напряженно вглядываясь в толпу вернувшихся воинов. И облегченно выдохнула, встретившись глазами с Лааром. А потом принялась внимательно ощупывать взглядом его тело.

Ждала. Волновалась.

И от понимания этого внутри разливалось мягкое тепло. И все сегодняшние неудачи сами собой отходили на задний план.

Все же как приятно возвращаться, когда тебя ждут! И, кажется, только ради этого Лаар был готов день изо дня отправляться в глубь леса. Да что там леса! Он бы шагнул в жерло кипящего вулкана и вышел бы оттуда, чтобы только увидеть этот взгляд.

И казалось, что она не удержится. Вот-вот рванет к нему сквозь толпу воинов и кинется в объятия.

Но нет, сдержалась. Не стала высовываться и подрывать его авторитет перед стражами.

— Отдыхайте. Завтра на рассвете продолжим, — кинул своим людям Лаар и торопливо спешился. Прямо на ходу принялся расстегивать доспех, просто нестерпимо желая обнять жену, прижать к своему телу, стиснуть в объятиях. Почувствовать себя живым, нужным, желанным.

Катара скользнула в шатер, поманив за собой взглядом. Так что заметил лишь он.

Стук сердца ускорился, и Лаар прибавил шагу. Рывком распахнул полог. И, уже не сдерживая себя, сжал жену в объятиях, ткнулся носом в шею, вдыхая родной запах, и сразу прижался к губам. Мягким и сладким, таким знакомым и в то же время неизведанным. И он вновь и вновь изучал их. Своими губами, языком, зубами, еле заметно прикусывая кожу и сразу зализывая.