– Воевода, не ведомо мне, куда она ушла, реку же, ещё на рассвете, не моё ж это дело, ну не ведаю я…

– Вольфганг! – кликнул воевода голубоглазого франка, помощника по изведывательской службе, входя стремительной походкой в свой просторный терем, – Велину, вдову бывшего посадника Вадима, сыскать! Коня мне, я к князю!

Немногословный и всегда невозмутимый Вольфганг только утвердительно кивнул головой и тут же отправился исполнять волю своего начальника.

«…Придётся другого искать», – колотились в голове, будто стеклянные бусинки, слова Велины. Другого – кого, когда и где? Главное, упредить Рарога об опасности!

Князя дома уже не оказалось. Заплаканная княгиня принялась рассказывать сквозь слёзы:

– На рассфете уехал с охраной, а куда, кто ж его знает?.. Он мне никогда ничего не говорит, фот так и сижу всегда одна… – Ружена достала из-за пазухи уже изрядно мокрый от слёз кружевной плат. Ольг хотел ещё что-то спросить, как тут же замер на полуслове, не в силах оторвать очей от груди княгини. Вместе с платком Ружена невольно извлекла из-за пазухи крохотную амфору на шнурке. Ведь это…

– Велина! – закричал воевода. – Когда она была здесь?

Совершенно сбитая с толку, не понимающая, что случилось с таким всегда спокойным воеводой, Ружена, заикаясь, ответила:

– На рассфете, а ты почему кричишь на мьеня, я фсё-таки княгиня, а не тфоя жена, – попыталась рассердиться Ружена.

– Ты успела налить этого зелья в питьё князя? – ещё громче крикнул Ольг, одним движением срывая с шеи княгини амфорку. – Говори! Ты знала, что это отрава? Говори!

– Это… это… отфоротное зелье, – побледнев от испуга, проговорила, ещё больше заикаясь, Ружена.

– Куда ты влила отраву, быстро реки мне?! – Голос воеводы был теперь не столь громким, но таким зловещим, что у княгини подкосились ноги, и она рухнула мешком на широкую резную лаву.

– Я, я… флягу подарила с питьём…

– Рарог пил из неё? – почти шепотом спросил воевода, чувствуя, что и у него подкашиваются ноги.

– Н-нет, – едва выдавила короткое слово Ружена и захлебнулась, её начало трясти от страха и осознания содеянного.

Воевода бросился к выходу.

– Нн-е говори ему… П-пощади! Спаси его! – простонала Ружена, сползая на пол и умоляюще протягивая вслед руки.

Ольг не чувствовал, как сбежал по резным ступеням во двор и едва не сшиб с ног своего помощника.

– Велину сыскать не удалось, – сообщил Вольфганг, – ни у сродственников, ни у знакомых, нигде нету.

«Коли просто сбежала после того, как дала яд Ружене, это одно, а ежели она что-то ещё против князя замыслила? С неё станется, уж очень злобна и мстительна, никак не может простить, что княгиней из-за Рарога не стала. Эх, правду говорят, что любовь слепа, как я не видел прежде этого в ней? – думал про себя Ольг, слушая доклад помощника о поисках беглянки. – Погоди! – вдруг резанула догадка, – Ружена-то теперь в неменьшей опасности, чем князь, она же в любой миг про амфорку с ядом рассказать может»!

– Вольфганг, лично отвечаешь за безопасность княгини, усиль охрану, никого, особенно жён неизвестных, к ней и близко не подпускай. Никуда до нашего с Рарогом возвращения Ружена выходить не должна. Чтоб не тосковала, байки наши варяжские ей порассказывай, капризы всякие женские исполняй, заботься, в общем, но главное, неусыпно бди! Скоморох – со мной!

– Понял: охранять, ублажать, не пускать! – кратко повторил приказ исполнительный Вольфганг и поспешил в княжеский терем.

Воевода с изведывателем взлетели в сёдла и помчались по дороге. В голове Ольга гудела и стучала, билась пойманным зверем одна мысль-молитва: «Не пей, Рарог, ты не чуешь жажды, не пей!» Будто уважив отчаянную просьбу воеводы, небесные силы нагнали тёмные лохматые тучи, воздух сразу посвежел, в любое время мог начаться дождь.

* * *

Они достигли места, где по всему, рарожичи останавливались на привал.

– Недавно тут стояли, – быстро осмотрев землю, молвил Скоморох, – к полудню мы должны нагнать дружину.

– Послушай, брат Скоморох, а как-то можно скоротить путь, каждое мгновенье дорого, очень дорого, брат?! – не вдаваясь в подробности, с трудом скрывая волнение, молвил воевода.

– Пожалуй, можно, – подумав, ответил изведыватель, который видел напряжение своего начальника и понимал: случилось что-то важное. – Скоро река петлю делать будет, мы переправимся на тот берег, пройдём по каменистым грядам, и снова на этот берег вернёмся.

– Давай, скорее! – воскликнул воевода.

Когда они переплыли на противоположную сторонуг, преодолели каменную гряду, рискуя поломать ноги лошадям на мшистых округлых валунах, а потом снова переправились на шуйский берег Ловати, впереди блеснули копья.

– Дозволь, воевода, я проверю, если наши, горлицей трижды кликну, – попросил изведыватель. Воевода кивнул. Вскоре трижды протяжным «уг-у-гу» проворковала горлица, и Ольг погнал уставшего коня. Да, это рарожичи, его воины, но что-то не видать князя.

– Князя нет, – доложил подошедший Скоморох, – тут только десяток наших, им Рарог повелел через лес на реку Великую идти, чтоб упредить тамошнего воеводу Вербу перенять нурман, коли они всё-таки решат ускользнуть через Чудское озеро. Сам князь отправился далее к верховьям Ловати.

– По коням, Скоморох! – кратко велел воевода.

Они настигли дружину на травянистом холме. Дозорные, узрев воеводу, хотели ему что-то доложить, но Ольг, не слушая их, спрыгнул с седла и бегом заспешил к тому месту, где заметил княжеского коня. Когда, тяжело дыша, воевода взбежал на холм, сердце его упало. Рарог недвижно лежал на плаще, раскинув руки, рядом валялась злополучная фляга. На одеревеневших ногах Ольг подошёл ближе и окликнул князя, но тот молчал.

– Опоздал! – сдавленно вымолвил воевода и вдруг, в овладевшей им дикой злобе схватил флягу, изо всей силы ударил её оземь, а потом начал, сцепив зубы, топтать проклятую серебряную посудину. Поражённый Скоморох широко открытыми очами глядел на странную выходку воеводы.

– Что глядишь? – в злобном отчаянии крикнул ему Ольг. – Опоздали мы! – и, зарычав, подобно раненому зверю, он изо всех сил швырнул ненавистную флягу в болото у подножья холма.

– Ольг, чего тебе моя фляга сделала? – с трудом сквозь смех спросил Рарог, который проснулся от криков и рычания своего воеводы, но не мог ничего молвить от душившего его хохота.

– Да вот… – не веря очам, пролепетал воевода, с лика которого злость и отчаяние стекало, будто плохая краска от сильного ливня. – Ну, мы того… со Скоморохом скакали, скакали, пить захотелось, а твоя фляга не открывается, разобиделся я на неё, жуть как, – начиная улыбаться, сконфуженно ответил Ольг.

– Что ж ты наделал, брат, это же подарок моей Ружены, а ты его сгубил, я так ни разу и не испил из неё. Эй, кто-нибудь, дайте воеводе напиться! Только флягу откройте, а то он и её сгоряча размозжит. Никак ты, брат, где-то сегодняшней ночью крепко потрудился, что теперь так жажда мучит, а? Ну и уморил, почище Скомороха, ха-ха-ха! – покатывался князь. Все воины вокруг тоже смеялись, а начальник изведывателей только широко и радостно улыбался, всё ещё чувствуя дрожь в теле от недавнего страха и напряжения.