В дверь купе постучали. Хромов буркнул нечто утвердительное. Наш давний знакомец Петров кивнул, вошел и сел напротив меня. Мы ведь занимаем целый вагон: птица удачи, многочисленная охрана из магов и полицейских Ликры и Арьи, переводчик, секретарь из посольства. Наш вагон первый за тендером: если что, мои маги имеют право либо остановить поезд, либо отменить любую задержку на станциях и даже отцепить весь остальной состав. Магов у меня в охране шесть, седьмой – Семка. Петров и Рыльский – наши, ликрейцы. Я надеялась, что поедет или папа, или Лешка Бризов, но арьянцы сами утверждали список и настояли на людях из ведомства Евсея Оттовича. Отец подозрительно легко согласился, сам выглядел рассеянным и задумчивым. Мне показалось, у него уже есть планы на иную поездку, и вряд ли спокойную.

– Береника, мы уже в Ганзе, то есть в нетитульных ее краях, Кервии. Через час намечена стоянка в небольшом городе, помнишь, был разговор? Они журналистов просили принять, все вопросы заранее утверждены, – втолковал мне Петров и добавил, подумав: – Ну, фотографий сделают несколько.

– Помню.

– Так что, в силе план? Подтверждать пора.

– В силе, – с сомнением выдавил Семка. – Что-то мне не нравится в фарзе, но все варианты не без изъяна, и со стоянкой – не самый темный. Ренка, твое мнение?

– Я предпочитаю не давать советов и не оказывать влияния на малозначительные решения… с некоторых пор. – Я передернула плечами, вспомнив просьбы Ляли. – Пока что пусть все идет самоходом.

– Ладно же, – поднялся Петров. – Тогда поправляй прическу, нос пудри или что там надо еще? Я прикажу готовить кабинет и распоряжусь относительно угощения господам журналистам.

Петров ушел, я посидела чуть-чуть, надеясь на чудо. Вдруг в эдакой куче газет Хромов найдет еще что-то безвредное и бросит на стол, как подаяние? Отчего-то запрет на чтение разжигал интерес к скучнейшим статьям. Я подумала и над этой странностью, вздыхая и рассматривая чужие поля и леса за окном. В первый раз я покинула Ликру! Большое событие. Хотя… Поля такие же, разве что клоки наделов нарезаны не по-нашему, мелкие они и узкие. Лесов почти нет, так – рощицы. Зато дорожки все накатаны и ровны. Есть мощеные, их довольно много. И селения понатыканы густо.

– Револьвер-то оставь, – посоветовал Семка с явной подначкой.

– Ты что, не пойдешь на встречу? – охрипла я, забыв сердиться.

– Нет. Вопросы ты знаешь, ответы мы обсудили. Рена, ты птица, и пора уже самой трепыхать крылышками. Это твой выход в свет, я же предпочитаю остаться в тени.

Второй раз я не стала спорить. Пусть решают, уж лучше так. Когда надо, я устрою всем панику и порушу самые надежные планы. Видимо, в этом и состоит мой талант. Наверняка со стороны он кажется нелепым… И пусть.

Я прошла в смежное купе, сменила кофточку и подобрала шарф из запасов Геро. Меня собирали все, даже Соболев лично изволил принять участие. Одолжил колье для важных приемов. Я пообещала потерять, не удержала гадость на языке. Он прищурился и сказал, что это нестрашно. Для меня. Но ежели кто найдет и присвоит…

– Береника! – окликнул Петров. – Идем, еще раз кабинет осмотрю, а ты выберешь себе место. Десять минут осталось, станцию впереди уже видно. Ждут нас, они же нетитульные. Гонору много, втрое против столичного запаса.

Сказал с явным укором и даже с настороженностью. Кервия размером невелика, зато всякое дело и самый малый обычай тут имеют смысл и корни. Если толком разобрать с местными происхождение человека, то, по заверениям ехидного Семки, придется признать без оговорок: праотец мира был кервийцем. Или балгаем – но это если ехать через Синильский уезд, там пересечь границу Ликры и уточнить у местных насчет происхождения мира…

Кабинет находился в самом хвосте нашего вагона и был предназначен для встреч и приемов. Прямиком в него выводил короткий коридорчик из тамбура, прижатый к левой стенке вагона и оставлявший справа все пространство для столов, добротных кресел, светильников литой бронзы с хрусталем, ковров, гобеленов и картин. Я устроилась в кресле, указанном магами: из окна оно не просматривается, но свет падает удобно для съемки, да и фон хорош. Петров приволок бархатное полотно с гербом Ликры – золотым орлом, который мрачно пялился прямо вперед и как-то обалдело приоткрыл клюв. Разместил «символ родины» у меня за правым плечом на стене. Главный маг арьянцев не отстал и украсил стену очень похожим полотнищем. Только их орел черный и глядит налево, чужим орлицам подмигивает. Да так четко повернут, словно военную команду исполняет, лапы растопырены, каждый коготь прорисован. Не то что наш – вцепился в державный шар, глаза выпучил. То ли тяжело ему, то ли бомбометание производит и уже избрал цель.

Сидела я и не переживала, удачно заняв мысли обдумыванием сплетен и подначек, обычных в нашем колледже магии при изучении гербов и доведении до кипения патриотов любого происхождения. Поезд остановился, паровоз облегченно выдохнул пар, намереваясь вздремнуть. За окнами поплыли созданные им низкие облачка, бросая на ковры кабинета пестрый узор полупрозрачных теней. Рядом со мной устроился переводчик. Журналисты Кервии уже наперебой галдели у дверей вагона, маги всех досматривали, делали слепок личности и пропускали в кабинет. Одеты гости были, на мой взгляд, излишне броско, явно в лучшее и не особенно удобное. На меня глядели так, словно я вроде орла с герба – вот-вот метну бомбу и улечу. Понравились мне лишь двое, они явились с некоторым запозданием: пожилой, безмятежно спокойный мужичок с вислыми усами и хитроватым прищуром самого разбойного толка да еще пацан в драной куртке, который не имел приглашения и прорвался чудом и упрямством.

Спрашивали меня чинно, точно по заранее утвержденному списку, соблюдая даже порядок вопросов. Делали фотографии и снова спрашивали. Наконец все завершилось, журналистов пригласили во второй вагон откушать и дозволили троим по моему выбору остаться, чтобы побеседовать еще немного, «без протокола». Я сразу указала на двоих, глянувшихся, и еще добавила к ним симпатичную девушку – из женской взаимовыручки и потому, что ей, увы, не позволили ни слова вымолвить за всю беседу. Еще час мы вполне мило болтали. Мне рассказали о местных обычаях, взамен уточняя пустяки вроде любимого времени года или сорта цветов. Уже поднявшись и простившись, собираясь уходить, пацан не удержался и неожиданно серьезным тоном спросил на ломаном ликрейском:

– Но, може буть, случился то, что Кервия войдет в Лайнский союз? Добрже дело Карла Льюиса, добрже…

Переводчик даже покачнулся, мага-арьянца из моей охраны перекосило. Зато я сама, увы, вопроса не поняла ничуть. Вроде бы Семка мне втолковывал, что Карл Льюис – из рода Норбургов, правящих в Ганзе, ближняя родня нынешнему их главному человеку. Племянник, кажется. Еще твердо помню: Арья его не признает, полагая начатые реформы делом опасным и глупым. То есть загвоздка не в самом Льюисе, а именно в реформах, о них и вопрос… Я прикрыла веки, пытаясь сообразить, как можно дать ответ, не понимая в точности суть проблемы. Хотела было отшутиться, но открыла глаза и увидела: все трое ждут и по-настоящему не дышат! Это для них, выходит, мой ответ может оказаться важнее всего на свете?