— Ты, — окликнул куртадама капитан. — Забыл твое имя, дружище.

— Ахариэль, — ответил куртадам. — Ахариэль Аккабриан.

— Хорошо сражаешься. Как тебя занесло в Порте-Оливу?

— Нанялся в наринландский отряд. По большей части гарнизонная служба, только вот командир зачастил на ночь к пехотинцам. Пошли слухи, кто-то обиделся, я решил уйти. Думал податься в Вольноградье — после ванайского пожара там народ долго будет пуглив. Да услыхал, что вы набираете людей.

— Тут гарнизонной службы не будет, — предупредил Маркус.

Куртадам пожал плечами.

— Я решил, что вам-то опыта не занимать. Водфорд, Градис и все такое. Если вам эта работа по нутру — то и для меня сойдет.

— Да ты оптимист, — усмехнулся Маркус. — Если условия тебе подходят, берем.

— Кабы не подходили — стал бы я вас отвлекать от дела.

— Значит, включаем тебя в список караульных. Приходи завтра.

Ахариэль отсалютовал, повернулся и зашагал прочь.

— Мне он нравится, — заметил Маркус. — Немногословен.

— Как раз что нужно, сэр.

— Хорошо иметь полноценный отряд. Как в старое доброе время.

— Да, сэр.

Маркус бросил тряпицу на ограждение.

— Пора идти?

— Уже скоро, — кивнул Ярдем.

На улицах Порте-Оливы в эти летние дни царили зной и сутолока. На углах толпились нищие, от тесноты было едва ли не жарче, чем от щедрого морского солнца. Пахло океаном, медом, горячим маслом и тмином. Сменились и одежды: ни курток, ни плащей. Цинны — мужчины и женщины — плыли по улицам в воздушных одеяниях, из-за которых тонкие тела казались совсем бесплотными, как у теней или духов. Куртадамы сбрили шерсть, так что почти не осталось места для бусин, набедренные и нагрудные повязки едва создавали видимость приличия. Впрочем, Маркус больше следил за первокровными, которые из многослойных зимних одежд переоделись в ярко-зеленое, желтое и розовое. Длинные рубахи сверкали по бокам прорезями, сквозь которые к обнаженной коже проникал ветер, а вместе с ним и любопытные взгляды. Каждый день походил на праздник.

Маркусу это не нравилось.

Все слишком напоминало о его собственной юности, когда он не отличал любовь от вожделения. Память о прошлом неминуемо вела и к более поздней поре — к встрече с синеглазой девушкой по имени Алис. Ухаживание, героические рассказы, бледные цветы. Ночи томления, после которых наступила иная ночь, озаренная вешней луной, — одно яблоко на двоих, и поцелуй у водопада, и конец томлениям. Женщина, созданная для него, само совершенство. Будь мир справедлив и добр, она была бы рядом и поныне.

Мериам сейчас вошла бы в возраст такого же смятения плоти, и Маркус тоже оказался бы бессилен призвать ее к мудрости, как некогда его отец не сумел обуздать его самого. Хотя нет. Нынче она уже успела бы безрассудно выскочить замуж совсем юной, и в следующем году он уже трепал бы внука за щечки. Потому-то Маркус и не любил Порте-Оливу — слишком уж много здесь навевалось мыслей о несбывшемся. Впрочем, по той же причине Маркус недолюбливал и весь мир. И потому предпочитал не сидеть без работы — она помогала отвлечься от ненужных мыслей.

Вопрос о том, где устроить постоянную контору банка, решился сам собой после того, как Китрин поговорила с дочерью хозяина, державшего игорное заведение на первом этаже их дома. Дочь годами уговаривала отца отойти от дел, оставалось лишь довести начатое до конца. Ширина помещения позволяла устроить что-то вроде небольшой казармы для стражников, в подвале стоял железный сейф, вделанный в камень и утопленный в грунт. И теперь там, где некогда процветал игорный дом, со скромным изяществом расположился Медеанский банк Порте-Оливы. В день, когда прежний хозяин подписал необходимые бумаги, Китрин велела немедленно перекрасить стены в самый чистый белый цвет, какой только могла найти, а на улице, где раньше цинна-зазывала тянул свои унылые песни о ставках и выигрышах, теперь красовалась широкая жестяная чаша с черноземом, откуда тянулись к солнцу тонкие зеленые стебли и широкие листья полудюжины тюльпанов, вот-вот готовых зацвести.

— Сразу к ней? — кивнул Ярдем на ступени, ведущие на второй этаж — в комнаты, которые теперь безраздельно принадлежали одной Китрин. Маркус покачал головой.

— Сначала приготовиться.

Толстая деревянная дверь когда-то открывалась в общий зал с высокой стойкой в конце. Теперь стойку убрали, а на аспидной доске вместо ставок писали имена новых стражников, нанятых Маркусом, и расписание караулов. Сейчас все четверо новоприбывших ждали в бывшем игровом зале и вышучивали пешеходов, мелькающих в узких решетчатых окнах. При виде Маркуса смех разом стих, и новенькие — двое первокровных, куртадамка и юнец-тимзин, которого Маркус взял исключительно по наитию, — вытянулись в струнку.

Наверху скрипели доски: Китрин вышагивала по комнате.

— Мешок готов?

— Так точно, сэр! — отчеканила куртадамка.

Маркус кивнул, все мысли вдруг улетучились. У куртадамки, широкобедрой и широкоплечей, руки не уступали толщиной ногам, черная лоснящаяся шкура была даже темнее чешуи юнца-тимзина, а имя… имя… Эдир? Эден?

— Энен, — громыхнул Ярдем. — Ты берешь деньги. Барт и Коризен Маут идут спереди и сзади. Мы с капитаном — по бокам.

— А я? — спросил юнец тимзин, мигнув прозрачными внутренними веками. С тимзином было проще: его не сговариваясь прозвали Жуком.

— Останешься здесь и в случае чего разбудишь остальных, — велел Маркус. Жук сразу скис, и капитан добавил: — Если кто надумает взять сейф, то нападут, пока мы в отлучке. Дверь никому не открывай, держи ухо востро. Твое дело опаснее нашего.

Жук коротко отсалютовал, Энен постаралась не улыбнуться. Двое первокровных подошли к сундуку и принялись выбирать оружие — по возможности самое действенное из всего, что королевские гвардейцы позволяли носить на улицах. Маркус, повернувшись, пошел обратно к отдельной лестнице, ведущей в комнаты Китрин, Ярдем не отставал.

— Я этих имен никогда не запомню, — посетовал Маркус.

— Вы так всегда говорите, сэр.

— Да?

— Точно.

— Хм. Что ж, буду знать.

Квартирка, казавшаяся такой крошечной и загроможденной, пока в ней теснились он сам, Ярдем, Китрин и сложенное штабелями достояние Ванайев, теперь стала приличным жильем для нового главы Медеанского банка. Прежние небольшие комнаты — задняя с постелью и письменным столом и передняя, для посетителей, с уединенным чуланчиком сбоку — слегка переменились: тонкие шторы на окнах, маленькая иконка в углу, низкий лакированный столик, заваленный старыми отчетами об отгрузках товара и копиями накладных. Новыми штрихами создавалось впечатление, будто хозяйка вовсе не так юна; убранство квартиры — как и все, что делали для Китрин мастер Кит и его труппа — походило на театральный костюм, и Китрин он оказался впору.