Впереди вставал Кемниполь.

Южная дорога поднималась к городу круче остальных, зеленая полоса драконьего нефрита вилась по скалистому склону, как брошенная ребенком лента. Каменная порода внизу, изъеденная временем и ненастьем, временами пропадала из виду, так что целые петли дороги оставались без опоры и на добрую сотню шагов повисали в воздухе, — тогда путешественникам приходилось усиленно смотреть под ноги. Пещеры и хижины, вытянутые в ряд по краю скалы, соединялись с дорогой деревянными мостами, холодный весенний ветер дул не со стороны, а снизу — с равнины — или сверху, от города. Постоянная боль в ногах не давала Гедеру глядеть по сторонам, да и скала перегораживала вид, так что он заметил выросший перед глазами Кингшпиль и городскую стену чуть ли не на последнем повороте. Огромные сияющие арки и высокие башни казались сотворенными из воздуха, словно город был соткан из снов.

Южные ворота — узкая щель в серой каменной громаде — раскрыли перед Гедером створки из кованой бронзы и драконьего нефрита, сразу за воротами стояло около десятка всадников на боевых конях и в украшенных эмалью латах того же цвета, что и конский доспех.

С приближением Гедера и Джорея всадники выхватили мечи, на клинках засверкали солнечные блики. Сердце Гедера забилось, как лисица в ловушке: вот он, тот миг, которого он ждал и боялся. Джорей кивнул, давая ему знак ехать вперед; Гедер так и не понял, почему на губах Джорея играет улыбка, но разбираться было некогда. Гедер сглотнул, стараясь не выказать страха, и поехал сдаваться, думая лишь о том, что зря не надел свой кожаный плащ.

Там, где дорога проходила сквозь стену, из тени выступила одинокая фигура, сразу приковавшая к себе общее внимание. Мужчина, первокровный, немолод. Седые виски, тонкое умное лицо. Пешком, но держится так, что кажется выше всадников… Гедер послал коня вперед и, лишь приблизившись, понял, что перед ним отец Джорея. Те же глаза, тот же овал лица — перед ним стоял Доусон Каллиам.

— Лорд Паллиако, — обратился к нему старший Каллиам.

Гедер кивнул.

— Для меня великая честь приветствовать вас в Бессмертном городе, — торжественно произнес барон и вдруг крикнул: — Слава!

Всадники воздели мечи в воинском салюте. Гедер прищурился: он никогда не видел, как знатных людей ведут на королевский суд, но такого уж точно не ожидал. Откуда-то послышался стройный хор голосов, взметнувшихся в долгом приветственном кличе. И уж что совсем странно — с чистого синего неба посыпался снег.

Нет! Не снег. Лепестки цветов… Гедер взглянул наверх — и встретил взгляды сотен людей, выстроившихся на городской стене. Юноша неуверенно помахал рукой, и толпа в вышине разразилась криком.

— За конем присмотрит Коу. Нас ждут носилки, — сообщил Доусон.

Гедер помедлил, не сразу поняв его слова, однако через миг до него дошло. Он слез с мерина, даже не задумавшись, кто такой Коу, и отец Джорея повел его в полутьму между городскими стенами.

На носилках, задрапированных в цвета Каллиамов, по обеим сторонам красовались серые и синие полотнища — цвета Паллиако. Два бархатных сиденья расположены одно против другого; на одно из них, спиной по ходу дороги, опустился Доусон. Гедер отвел со лба клок грязных волос, пытаясь скрыть дрожь в утомленных скачкой ногах. У деревянных ручек ждали восемь тралгутов, из бойниц и отдушин по всей длине городской стены на него смотрели сотни улыбающихся глаз.

— Ничего не понимаю, — признался Гедер.

— Мы с друзьями устроили праздник в вашу честь. Такова традиция для полководца, вернувшегося с победой.

Гедер медленно огляделся. В желудке сгустилась тяжесть, нависший над головой воображаемый камень покачнулся, как молодое деревце под ураганным ветром.

— С победой? — повторил Гедер пересохшими губами.

— Вы пожертвовали Ванайями, — пояснил Доусон. — Смелое и бестрепетное решение. Такого подвига королевство не видело на протяжении поколений. И мечты многих устремлены к тому, чтобы в Антею вернулась подлинная доблесть.

В памяти Гедера возникла женщина, стоящая на стене погибшего города, и языки пламени за ее спиной. В ушах отозвался эхом рев огня, и видение исчезло. И это была — победа?..

Широкие тралгутские руки коснулись его локтя, помогая забраться на сиденье. Носилки качнулись и двинулись вперед. Гедер не отводил взгляда от Доусона.

За южными воротами открылась площадь — Гедер не раз заставал здесь суетливое скопище попрошаек, торговцев, стражников, волов, повозок и уличных собак. Теперь же он чувствовал себя мальчишкой, попавшим в героический Кемниполь своей мечты. Еще одна цепь почетного караула, три сотни зрителей со знаменами рода Паллиако, справа на помосте группа людей в златотканых одеждах и вышитых плащах: барон Ватермарк, рядом с ним юноша в узнаваемых геральдических цветах — вряд ли лорд Скестинин, скорее его наследник — и еще десяток полузнакомых лиц. А дальше, в самом конце, с поднятой головой и со слезами на глазах — отец Гедера, явно гордый триумфом сына.

Толпа двинулась вслед носилкам, рассыпая горсти цветочных лепестков и завернутые в узорную бумагу мелкие сласти. Гул множества голосов заглушил бы любую попытку разговора, так что Гедеру оставалось лишь изумленно взирать на лорда Каллиама.

На пересечении полудюжины дорог поблизости от Кингшпиля носилки приостановились. Из каждого окна трех-четырехэтажных домов торчали лица, люди свешивались через подоконники, лишь бы взглянуть на Гедера. Девушка где-то в вышине распустила свернутый в ладони клубок лент, и концы, развеваясь, заплясали в воздухе. Гедер помахал ей рукой, от счастья кружилась голова.

Несмотря на содеянное, он — герой! Именно потому, что отважился на поступок! Ему даровали не просто облегчение — помилование, прощение, оправдание! Гедер воздел руки, всей грудью впитывая восторг толпы, и думал лишь о том, что если это сон, то лучше уж умереть, чем пробудиться.

— Решение было трудным, — громко заявил Гедер, склоняясь над столом. — Уничтожить город — чудовищное деяние, и выбор дался непросто.

— Конечно, — согласно закивал второй сын барона Нурринга. — В том-то и дело! Что за доблесть — выбрать легкий путь? А вот оказаться на распутье и принять решение…

— Радикальное решение, — уточнил Гедер.

— Именно, — поддакнул юнец. — Радикальное решение.

Празднество устроили в городских владениях Доусона, почти не уступающих роскошью бальным залам и садам главного поместья — и это при том, что в стенах Бессмертного города земля стоила втрое дороже таких же территорий вдали от столицы. Под высокими сводами тут и там горели свечи; тонкие шнуры, на которых висели светильники из дутого стекла, почти терялись в тени. Широкие двери, отворенные в сады, впускали в дом запах рыхлой земли и первоцветов. Пир и танцы шли своим чередом, полдесятка высочайших аристократов уже успели один за другим взойти на помост, дабы воздать хвалу Гедеровым достоинствам, явленным в Вольноградье.

В его деянии не было слабости, робости и продажности, которым так давно подвержены антейские военачальники, говорили они. Гедер Паллиако не только выказал себя героем перед Вольноградьем и всем миром — он продемонстрировал пример всем соотечественникам. Его поступок напомнил антейцам, на какие героические деяния может подвигнуть людей чистый, непорочный нрав.