- Ты о чем? - не понял Игорь. - Когда это я твою судьбурешал? Что ты выдумал?

- Я выдумал? Нет, Игореха, это ты выдумал. Ты выдумал,что твои кореша Генка и Жека - болваны непроходимые, что их можно вокруг пальцаобвести. Вокруг пальца ты нас обвел, это я признаю. А вот обмануть нас тебе неудалось. Это ты от нас быстренько оторвался и в свой Томск умотал, чтобы в армиюне идти. А мыто с Генкой остались, вместе на работу устроились, вместе вказарму отправились. И воевали тоже вместе. Много мы тогда всякого меж собойперетерли, каждую мелочь обсудили да обсосали. Все нам покоя не давало, как этоты математику завалил? Ну как? Ты же из нас троих ее лучше всех знал. Ну ладно,бывает, несчастный случай, не зря же говорят, что экзамен - это лотерея. Апотом ты уговаривал нас остаться в летном училище. А мы не соглашались, мы жерешили, что будем всегда вместе, втроем. Мы тебя уломали. Так нам показалось. Аты сделал вид, что согласен, и тут же соскочил, как только мы в Москвувернулись. Вот мы с Генкой думали-думали и додумались. Понял?

- Нет, - сказал дрогнувшим голосом Игорь. - Ничего я непонял. Ты опять напился и несешь какую-то бредятину.

- Да, я напился. И буду напиваться. И нет у тебя правамне указывать, как жить. Ты однажды уже распорядился моей жизнью. Не дал мнепоступить в летное. В армию отправил, на войну, на смерть.

- Женька, да побойся бога! Почему я не дал тебепоступить в летное? Я же уговаривал вас с Генкой остаться, ты сам прекрасно этопомнишь. Это же вы настаивали на том, чтобы забрать документы.

- Гнида ты, Игореха, - неожиданно спокойно ответилЗамятин. - Думаешь, мы с Генкой не догадались? Ты же специально экзамензавалил.

- Глупости! Зачем мне было заваливать экзамен, если яхотел учиться в летном? Я что, похож на психа?

- Нет, для психа ты слишком расчетливый. На психа тыдействительно не похож. А на труса - похож.

- Жека, возьми себя в руки! Ты пьян и не соображаешь,что несешь. Я твой друг, я тебя люблю, поэтому не обижаюсь на твои пьяныебредни. Но всему есть предел.

- Нет предела! - внезапно заорал Женька. - Нет предела!И не будет! Мы не слепые, мы с Генкой все видели. И как тебе страшно было в палаткахна летном поле, и как ты брезговал общим сортиром и общим умывальником, и каккривился, когда надо было строем идти. Ты с самого первого дня только и думал отом, как бы соскочить. И придумал. На устных экзаменах ты стремался фигнюпороть, все слышат, да и не так-то это просто в один момент решиться сказатьглупость, когда знаешь, как правильно. У тебя была одна возможность -письменные экзамены. А тут стало известно, что на письменном по русскому языкуникого не заваливают, на крайняк "тройку" ставят. Оставаласьматематика, тихий экзамен, когда можно посидеть, подумать, собраться с силами инакарябать на листочке всякую хренотень. Ты и накарябал. Скажешь, нет?

- Нет. Ты все это выдумал и сам в это поверил. Иперестань на меня орать.

Женька молча разглядывал его, хищный блеск в глазахпостепенно угасал, напряжение уходило из тонких поджатых губ. Постепенновыражение ненависти сменилось миной высокомерного презрения. Такую мину Игорюприходилось видеть на лицах "братков", даже в кабинете следователяизъясняющихся при помощи "распальцовки".

- Ладно, пусть я это выдумал. Думай так, если тебе таклегче. Но имей в виду: даже если я это выдумал, я в это все равно верю.Слышишь, Мащенко? Я в это верю. Я твердо верю в то, что из-за твоей трусости мыс Генкой попали на войну. Генка погиб, я обезножел. И виноват в этом ты. И неимеет значения, правда это или нет. Значение имеет только то, что я именно таки думаю. Я в это верю. Ты виноват вот в этом, - он ткнул пальцем в стоящую настоле фотографию улыбающегося веселого Генки Потоцкого, - и вот в этом, -Женька хлопнул обеими руками по культям в подвернутых брючинах.

Игорь подавил в себе порыв начать объясняться с Жекой, сноваговорить ему о том, как, вернувшись тогда после экзаменов в Москву, он понял,что не хочет быть летчиком, а хочет быть юристом. Что вся его последующая жизньдоказала правильность этого выбора, он любит свою профессию, а профессия любитего. Что никуда он не соскакивал, и экзамен специально не заваливал, просто такполучилось. Слова были готовы, сложены в убедительные красивые фразы,отточенные многократными и многолетними мысленными повторениями. Но он ничегоне стал говорить. Все бессмысленно. Во-первых, Женька пьян и все равно ничегоне поймет и не услышит. А во-вторых, он прав, и никакие слова этого не смогутопровергнуть.

- Давай еще выпьем, - предложил Игорь. - Ты говорил, утебя где-то бутылка есть.

- Давай, - охотно подхватил Замятин.

Он ловко подкатился к шкафу, достал непочатую бутылку водки,открыл, разлил по рюмкам. Горлышко бутылки дробно позвякивало о стеклянный крайрюмки, от выпитого в течение дня Жекины руки все-таки утратили уверенность.

- Давай за дружбу выпьем, - миролюбиво предложилЖенька. - Было нас трое, Генки больше нет, но мыто с тобой остались, Игореха. Ичто бы там ни было, что бы я о тебе ни думал, ты - мой друг, а я - твой. И мыбудем друг другу помогать и друг друга поддерживать. Верно?

Игорь молча кивнул, чокнулся с Женькой, выпил. Все сказаночетко и недвусмысленно. Женька видит в нем виновника всех своих бед и считает,что за это имеет право требовать от Игоря помощи, когда его криминальнаядеятельность даст осечку. Не зря он сегодня затеял этот разговор, ох, не зря!Ведь мог бы и раньше все это сказать, а не говорил, молчал. Потому что раньшеон не очень-то нуждался в Игоре. Человек, который появляется четыре раза в годна пару часов, может вообще не появляться, никакой разницы. А теперьследователь Мащенко стал ему нужен. На всякий случай, мало ли что. И для этогоИгоря нужно держать на коротком поводке. Женька уже понемногу его использует,то из милиции кого-то вытащить, то насчет следователя, ведущего конкретноеуголовное дело, разузнать. А впереди Игоря наверняка ждут и более серьезныепросьбы. Правда, после сегодняшнего объяснения их правильнее было бы называтьтребованиями, а не просьбами. И никуда он от Женьки не денется, будетпродолжать навещать его, и просьбы будет выполнять. Нельзя обидеться иисчезнуть, ибо это означало бы признать Женькину правоту. А Игорь ее признаватьне собирался, потому что не представлял себе, как дальше жить с этой правдой.

Домой он вернулся мрачнее тучи. В прихожую из гостинойдоносились оживленные голоса - родители и жена, как обычно, болтают за вечернимчаепитием. Видеть никого не хотелось, и разговаривать не хотелось, хотелось одного- забраться в постель и закрыть глаза. Игорь, стараясь не шуметь, проскользнулв комнату, которую занимал вместе с Ириной, быстро разделся, но лечь не успел.Ирка услышала, как он пришел, и не дождавшись появления мужа в гостиной, пришласама.

- Устал? - сочувственно спросила она, усаживаясь рядомс ним на разостланную к ночи постель.