Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помните правило первой крови? – продолжала учительница. – Выбывает первый участник, у которого выступит кровь. Но берегитесь: в предыдущие годы первые капли нередко оказывались смертельными… По окончании дуэли Его Величество прикажет отвести двух победителей в усыпальницу для драгоценного Глотка.
Если вчера мне было ужасно одиноко, то сегодня – настоящая пытка. Не только Наоко продолжала избегать меня, но и остальные девушки поглядывали в мою сторону со смесью страха и отвращения. В их глазах я – коварная предательница, ударившая Поппи в спину. Англичанка находилась в заточении. Поговаривали, что ее хотят отправить на другую сторону Ла-Манша, чтобы избежать заражения…
Все, чего я добилась: настроила против себя воспитанниц. Даже самые жестокие из них не могли простить мою низость. От одной мысли об этом сводило живот.
Но я старалась не показывать виду. В конце концов я здесь для того, чтобы отомстить за семью, а не изображать милую одноклассницу. Они сколько угодно могут ненавидеть меня, шептаться, оскорблять за спиной. Единственное, что имеет значение, – победа в сегодняшнем бою, последнее препятствие на пути перед тем, как я доберусь до Короля и убью его!
После завтрака я переоделась для вечерней дуэли в облегающие бархатные бриджи, чтобы свободно двигаться, в бюстье с длинными рукавами, застегнутыми на запястьях, чтобы закрыть руки. Надела туфли без каблуков и самую легкую юбку из гардероба: тонкую, из бежевого лионского шелка, которая не стесняла движений. Последний штрих – железная заколка на прическе. Получилось не так элегантно, как у Наоко, но, по крайней мере, мне ничего не мешало.
Я отправилась в Оружейный зал, чтобы потренироваться перед дуэлью. Просторное помещение было пустынным и темным. Люстры на потолке не горели. В отблеске нескольких дежурных масляных ламп-ночников оружие, висевшее на стенах, наводило страх. Как предугадать, какое будет выбрано для предстоящей дуэли?
На каждом испытании судьи изощрялись, придумывали новые трудности для участников, не зная, чем еще удивить капризный, избалованный Двор. Кровопускание Туанетты в разгар состязаний по куртуазному искусству… Вампирические кобылицы на испытаниях по верховой езде… Добавленные в последний момент восьмисложные стихи как условие для экзамена по искусству светской беседы…
О чем попросят на этот раз? Сразиться на шашках[40]?
На эспадронах[41]? Или на другом причудливом оружии?
В полном одиночестве я отрабатывала удары и защиту, сражаясь с невидимым врагом. Своды помещения усиливали звуки моего дыхания. В полумраке комнаты представляла придворных, держащих меня под прицелом своих глаз. После часа тренировки, запыхавшись, позволила себе немного отдохнуть.
Не успела я повесить рапиру на крючок, как послышались шаги за спиной. Сердце забилось в надежде, что это Тристан решил присоединиться к тренировке. Я обернулась.
Гигантская рука из темноты накрыла мое лицо, прижав к носу тряпку, от которой воспалились ноздри и отключился мозг.
* * *
«Хлороформ!» – подумала я, как только пришла в себя.
Отец иногда использовал сладковатое анестезирующее средство, чтобы усыпить пациентов перед тем, как сделать надрез или вырвать зуб.
Открыв глаза, я увидела темный потолок. Прочные веревки сковывали мои лодыжки и запястья, удерживая в положении лежа на твердой деревянной поверхности.
– Тихо! – прорычал голос.
Я повернула голову, прижимаясь щекой к шершавой доске. Передо мной возвышался, сидя на стуле, Раймон де Монфокон, директор школы «Гранд Экюри» и Главный Конюший Франции. Единственный фонарь на стене слабо горел, прокладывая тени на желчном лице мужчины.
– Где я? Что вы хотите? Ду… дуэль! Который час?
Вместо ответа Монфокон кивнул на старинные часы возле тлеющего камина. Две стрелки, наложенные друг на друга, означали половину шестого. Нервная судорога пробежала по моему связанному телу.
– Меня ждут в замке на поединке, который начнется в восемь! Освободите меня немедленно, или я буду орать!
Длинное лицо директора между локонами черного парика оставалось бесстрастным.
– Можете орать сколько угодно, – произнес он, показывая на тяжелую железную дверь, наглухо закрывшую комнату. – Здесь, в глубине Больших Конюшен, никто вас не услышит. Другие тоже кричали.
Он замолчал. Воцарилась мертвая тишина, такая же, как в логове отшельника. Значит, Главный Конюший притащил меня в самое чрево школы. На стенах висели металлические предметы различных форм. Лишь когда глаза привыкли к темноте, я различила орудия пыток: щипцы, тиски и пилы. Некоторые стали коричневыми от засохшей крови! Вспомнилась чудовищная репутация Монфокона, выходца из древнего рода палачей, который, похоже, до сих пор тайно практиковал семейное искусство в этой тайной камере пыток!
– Лучше признаться сразу, чтобы избавить меня от работы, а себя от слез.
– Признаться в чем?
Понимая, что я в полной власти этого жестокого безумца, всепоглощающий страх и тошнотворное головокружение охватили меня.
Он тяжело вздохнул:
– Нет смысла продолжать игру. На пыточном станке я быстро добьюсь признаний. Все, что мне нужно делать, – поворачивать рукоятку, чтобы разрывать ваше тело кусок за куском. Тогда необходимые слова сами польются рекой.
Я с ужасом увидела, что веревки на руках и ногах соединены с колесом, а левая рука истязателя лежала на рукоятке. Правой рукой он достал какую-то ткань из кармана черной кожаной куртки. Неужели носовой платок, чтобы вытирать кровь, которая потечет из вывихнутых конечностей? Но нет. В свете тусклого фонаря я увидела цветок. Белый шелковый лотос. Тот самый, что Наоко подарила мне.
– Я видел на вас это украшение на экзамене по куртуазному искусству, но нашел его сегодня днем. На полу в подвале. Точнее, рядом с колодцем, куда меня привели собаки-ищейки, искавшие мадам Терезу. Ее труп плавал на дне. Ведь это вы ее столкнули, верно?
Стало душно. Мысли скакали, не предлагая ответа. Вероятно, сегодня вечером я испущу дух, но тайна Тристана и Фронды останется со мной.
– Мадам Тереза всегда и по любому поводу придиралась ко мне. Ненавидела за то, что я приехала из маленького забытого городка. Сил больше терпеть ее оскорбления не было. В конце концов, она была всего лишь старой сварливой простолюдинкой на исходе своих дней, в то время как я – дворянка с блестящим будущим. Избавьте себя от пыток! Мне не стыдно признаться: она получила по заслугам!
Этим признанием я дополнила те черты, которые с самого начала приписывал мне Монфокон: «скандалистка с раздутым эго», «высокомерная выскочка, которая считает, что «Глоток Короля» принадлежит ей по праву».