– Чего глазами лупаешь? – раздраженно спросил сторож. – Яимею в виду, контрольный выстрел тебе не делали? Ох, сколько хорошего народуэтими контрольными выстрелами испортили поганые киллеры – ты и представить себене можешь. Хотя у тебя вроде бы все в порядке, – кивнул старик, оглядывая вискиДжейсона. – Видать, прямо в сердце жахнули? Ну, это по-христиански. – Он ловкоперекрестился почти пустой «Гжелкой». – А то придет человек вроде как человек,но в башке у него пуля застряла. А какой с него прок, когда в башке пуля? Непомнит ни хрена, поговорить с ним невозможно, даже матюгнуться как следует неспособен. Ну ладно, давай хряпнем по последней, да тебе небось пора уходить.Тут сегодня одного коммуняку погребать привезут, бывшего третьего секретарягоркомовского. В Думу, слышь ты, пролез со всей своей коммунистической бригадойи загордился – спасу нет! Всех вас теперь, говорит, будем отправлять отдыхатьна южные берега Северного Ледовитого океана! С часу на час должен был семью вМоскву перевозить, баба его уже всем подружкам обсказала, какая у них хата наулице Мосфильмовской, да с зимним, разрази меня гром, садом, а думец-то нашвозьми и поперхнись десятой рюмкою… Большой, рассказывают, был любитель! –Сторож звонко щелкнул себя по кадыку. – Ну что ж, они, коммуняки, в этом делепрофессионалы. Поднаторели за годы партийного строительства. Так и не выслужилсебе не токмо квартиру с зимним садом, но и могилку на московском кладбище,какое думцам по ранжиру положено. Вот, упокоится нынче здесь… Ты смотри, держисьот него подальше. У этих коммуняков на языке медок, а под языком ледок.Впрочем, ежели он поперхнувшийся, то молчаливым должен быть. Ладно, браток,топай восвояси. Местечко-то свое найдешь? А то ежели ты, к примеру, недавноупокоившийся, так, может, не обвыкся здесь еще? Не заплутаешься на возвратномпути? Может, тебя проводить, покуда время еще есть?

Джейсон выронил недоеденную картофелину. Только сейчас донего дошло, кем счел его словоохотливый кладбищенский страж и за чье, сталобыть, царствие небесное они пили бесподобную «Гжелку».

Он сидел, не в силах исторгнуть и звука, только глядел надобродушного хозяина растерянным взглядом, как вдруг дверь распахнулась и всторожку ввалились три ражих мужика, бряцая остро наточенными лопатами.

– Доброе здоровьичко, Макарыч! – жизнерадостно закричал одиниз них. – Квасишь уже, не дождав товарищей? Нехорошо, нехорошо!

– Да я тут… за вечный упокой… – забормотал страж могил,загораживая спиной окаменевшего Джейсона и делая какое-то странное движениерукой. – Святое дело…

– Святое! – согласились новоприбывшие. – Нельзя ли намприсоединиться?

– Да я уже все приел, – забормотал хозяин, – вам без закускинеспособно будет. Может, чуть погодя? Я еще картохи наварю, а вы покапоработайте…

Он энергично махал за спиной ладонью, пока Джейсон несообразил: да ведь Макарыч сигналит ему – уходи, мол, поскорее!

Страх принялся шарить по телу стылой мохнатой лапой.

Бог ты мой! Что же будет, если эти энергичные мужики, видносразу, могильщики, так же ошибутся на его счет, как ошибся Макарыч? Чтостанется, коли решатся воротить загулявшего покойничка в его законную могилку?Против всей этой гвардии с их бритвенно-острыми лопатами Джейсону не выстоять,и никакое у-шу, никакое карамо-ё не поможет!

Он отклеился от стула и осторожненько, бочком-бочком,двинулся к выходу из сторожки. Хозяин и могильщики продолжали спорить, когдавыпивать: прямо сейчас или после работы, и гости не обратили на Джейсонаникакого внимания. У него же вдруг мелькнула жуткая мысль, что Макарыч прав:Джейсон и впрямь превратился в бестелесного призрака, мечущегося по свету впоисках какой-то призрачной любви.

Надо покончить со всем этим! Забыть о Соне – и чем скорей,тем лучше. Отыскать эту попутчицу – Келли Рассел с ее агентством, но и это необязательно. Мало ли в Австралии русских девушек из семей эмигрантов, коли ужДжейсону так приспичило жениться именно на русской!

Приобретение «Прощания славянки» станет последней даньюСониной памяти. И все. И кончать с этим!

Джейсон выскочил за ворота кладбища, не оглядываясь более науютно-зеленые заросли над могилками. Листья тихо шуршали под ветром, словношептали на разные голоса:

– Джейс-с-сон… Джейс-с-сон… Оглянис-с-сь!..

А вот этого делать нельзя ни в коем случае – он немалопрочел на своем веку русских сказок. Только вперед! Мертвое – мертвым, ну аживое – живым.

* * *

– Я где-то читала: связь между близнецами настольконеразрывна и тесна, что они безошибочно чувствуют, когда что-нибудь случается сбратом или сестрой. Я такими вещами всегда интересовалась, как только узнала,что в Нижнем живет моя сестра-близнец. Якобы даже разлученные, близнецывлюблялись в похожих людей, обладали одинаковым темпераментом и вкусом, вплотьдо того, что замуж в одно время выходили. У каких-то там американок-близняшеквообще был потрясающий случай: у одной вдруг начались дикие боли в правом боку,ну, где аппендицит. Отвезли в больницу – ничего, никаких признаков. А бедняжкапрямо загибается! Ну, как-то сняли приступ, успокоили ее, а на другой деньпришло известие, что ее сестра именно в это время перенесла операцию по поводуострого аппендицита. Понятно? Близнецы могут ощущать боль друг друга! Но чтобыраны или травмы одной переходили на тело другой… Как-то слабо верится!

– Стигматы, – с набитым ртом пробормотал Леший. – Илистигматики? Словом, я читал про раны Христовы, точно такие якобы появляются укаких-то особо продвинутых верующих. Твоя сестрица, конечно, не Христос, нонасчет непорочности у нее все как надо! – И он принялся вычищать корочкой хлебаостатки яичницы со сковороды.