Около стола сидел Леший. Пред ним на разделочной доскепокоился огромадный кусище копченого мяса, от которого шел упоительный дух.Тоненьким остреньким ножичком Леший отрезал мясные пласты, делил их напополами, забросив в рот половину, истово жевал, не забывая вторую часть отдать Анрио.

Пес сидел около стола, умостив умильную морду на колениЛешего, и деликатно брал мясо из рук художника.

– Присоединяйтесь! – гостеприимно махнул рукой Леший. –Отпадное мяско, верно, Анрюха? Вот только хлебушка, беда, нет.

– Секундочку, – недоверчиво сказала Соня. – Это что за мир идружба? А кто орал как резаный: боюсь собак, боюсь собак?!

– Кто боится? – сделал удивленные глаза Леший. – Да я выроссреди собак, мой дед менял их как перчатки! Правда, такого боевого парня у насникогда не было.

Леший чмокнул Анрио в нос, потом покосился на Струмилина ипрыснул. Тот тоже тихонько смеялся, опираясь о Сонино плечо как мог крепче.

– В чем дело? – насторожилась девушка.

– Так вот, насчет бегства в Уссурийский край, – давясьсмехом и мясом, прошамкал Леший. – Сонь, у меня руки жирные, так ты полу курткиотверни и достань… во внутреннем кармане.

Прислонив Струмилина, у которого от смеха подкашивалисьноги, к косяку, она шагнула вперед, двумя пальцами взялась за полу длинной иширокой куртки – и увидела, что изнутри нашит большой, просторный карман. Тамгромоздилось что-то, свернутое трубкой.

Соня тихо ахнула. Это покрытый краской холст. Развернула егодрожащими руками – и задохнулась от того непередаваемого запаха старины, какойне дано подделать никому, никакому художнику. С изнанки холст был темный,грязно-серый, с небрежно смазанным фиолетовым клеймом «Северолуцкийхудожественный музей, инвентарный номер 345». А с лицевой стороны…

Кипел буйный пламень костра, бросая алые отсветы на бледноезолото волос молодой женщины, на вороную гриву коня, на лица воинов, готовыхсправить прощальную тризну. Клочья дыма взвивались в небо – серые, как глазаэтой женщины… как Сонины глаза!

– «Прощание славянки», – сообщил Леший. – Подлинник. Я,конечно, замечательный художник, но нашим друзьям достаточно будет одноговзгляда, чтобы понять: сокровище подменили! Копия и оригинал – это небо иземля. Так сказать, Соня – и Лида!

– Ты видел?! – недоверчиво обернулась Соня к Струмилину.

Тот кивнул.

– Ой-ой, – покачала она головой. – Здорово же мы подставилиэтого Джейсона. Приедут они все в Париж, откроют чехол, а там…

– От этого надо его избавить, – сказал Леший. – Прямо сейчаснадо позвонить в милицию насчет опасной парочки, Немкина и его подружки.Все-таки не стоило им так активно бряцать оружием! Пускай их тормознут на путив Москву. Джейсона не тронут: иностранный подданный, картина не у него, а уЛидки. Я не я и бородавка не моя.

– Между прочим, Джейсон все видел, – усмехнулся Андрей. – Онс тебя глаз не сводил, пока ты свои фокусы на кровати выделывал!

– Как?! – возмущенно подскочил Леший. – Видел?! Врешь!

– Видел, видел. Он мог поднять тревогу, но промолчал.

– Хороший человек, – сказала Соня, и Струмилин поджал губы:

– Да так, ничего.

– Голубые глаза хороши, – пропел Леший, меланхолически глядяв пространство, – только мне полюбилися карие!

– В данном случае с точностью до наоборот, – улыбнулась Соняи вдруг всплеснула руками: – И все-таки я не могу понять, где ты взял копию?

– Здрасьте! – Леший даже глаза завел. – В мастерскую язабегал по пути на вокзал? Забегал. Там и прихватил картинку – на всякийслучай. Мало ли, думаю, что может быть…

– Ты же поесть туда забегал.

– Поесть мне удалось только теперь, – вздохнул Леший. – И тобез хлеба. Но мы не в обиде, правда, Анрио? Искусство требует жертв!