Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Столь не подобающие леди высказывания, не находите?.. — продолжаю вести словесную игру. — Уж слишком вы недоброжелательны!
Смех от Миланы подбадривает меня.
Питер, весело сверкая глазами, с высокомерным лицом забавляется:
— Для особых почетных гостей за десять тысяч франков можем разместить вас в отдельной комнате с двуспальной кроватью, но с обещанием, что завтрак будете готовить сами! И просьба соблюдать тишину в ночи!
«Гаденыш. Ну гаденыш».
— Мы согласны! — зевает Милана, на лице которой проступают очертания сна.
— Ладно, милый, — смеется Ритчелл, толкнув Питера в плечо, и кладет все использованные чашки на поднос, — прекращаем! Конечно, оставайтесь! Для вас всегда найдется место.
Я подхожу к Милане и подаю ей руку со словами:
— Мадемуазель, позволите, я донесу вас на руках?
Ритчелл, воздевая руки вверх, обращается к Питеру, с указанием:
— Что ты насмехаешься?! Сейчас же последуешь действиям этого господина и меня понесешь на руках!
Милана смотрит на меня со смешливым взглядом.
— Видится, — балагурит Питер, — вы снова решили привлечь внимание к вашей высокопочтенной персоне?
Поворачиваюсь к нему и уже со злостным раздражением выплевываю:
— Я намеренно буду храпеть, чтобы ты не спал всю ночь!
— А я «пускать газики»! — мгновенно отвечает, заставляя всех давиться смехом. У Ритчелл чуть ли не падает поднос с посудой, задрожавший, как от урагана, в ее руках. От взрывистых порывов смеха сотрясается пузо.
Это невозможно. И этот тип — мой брат.
— Не стоит, — у нее слипаются глаза. — Я уже не босая, нет причин меня тягать.
— Изволите откланяться в знак благодарности! — насмешливо кланяюсь, потешаясь. «Что на меня нашло?» — Добрых снов!
Не спросив снова Милану, я, как барышню, сажаю ее к себе на руки и несу в дом на фоне мерцания созвездий, трепетания поздней ночи и нескончаемых шуток Питера, льющихся нам вслед, и его хихикающей невесты. Стиснув мою шею, спящая красавица дышит так, словно уже видит в полудремотном состоянии сладостные грезы.
Питер выкрикивает, как только я переступаю порог:
— Второй этаж, правая дверь от ванной. Мы будем через стену. Левая дверь по коридору — комната родителей. Не перепутай! А то вляпаешься, как и всегда, и придется отвечать перед владельцем дома. И пой поменьше!
Я с раздражением махаю рукой, поняв, куда идти без повторений назойливого идиота.
Глава 24
Милана
Уморившись от насыщенного дня, в сонном состоянии Джексон опускает меня на ноги, как только мы заходим в комнату. Он заботливо шепчет, пробегая, как легкий ветерок по глади озера, пальцами по моей спине:
— Моя обожаемая, уже спит?
Уставшим голосом я тяну, озираясь на пугающе огромную комнату:
— Почти…
Еле раскрывающиеся глаза улавливают минималистическое убранство предоставленного нам места. Окна наполовину закрыты зелеными шелковыми занавесками, точно искусные платья, которые одевают знатные особы, занимающие высокий статус в обществе. Кровать, располагающаяся по центру, застланная кружевным изумрудным покрывалом, завлекает тело поудобнее раскинуться на неё и с чувством расслабления смежить очи и уйти в упоительные видения, пахнувшие сбывшимися мечтами. Во снах мы все чародеи своих судеб.
Приняв душ, я перебираюсь, как скажет Джексон, в спальное ложе, кутаясь в махровый халат поверх сорочки, данной мне Ритчелл.
Он, минут как десять назад, растянувшись, укрывшись одеялом по горло, обводит меня проницательным взглядом.
— А вот и нет! — указывает мне тихо-тихо, потушив свет, оставив гореть лишь крохотный светильник, стоящий на прикроватной тумбе. — Малышка, ты не соблюдаешь дресс-код!
Зевнув, я понимаю, как нестерпимо хочется спать:
— Джексон, нет… Ложимся, — мягко указываю я, борясь со сном.
— Ну что ж, тогда это сделаю я! — приказывает он и спустя несколько секунд умело освобождает меня от атласной ткани рубашки.
— Так-то лучше, — прижимает меня к себе, зачарованно смотря в глаза. Нежно-нежно отводя с моих щек непокорную прядку, полусонно молвит:
— Кровать без тебя — мертвый подвал… Прошлую ночь я и глаз не сомкнул. Я снова всё испортил вчера, да, малышка?
— Не будем об этом, — растягиваю я. В такую минуту, полную расслабления, не хочется говорить о моем страхе, заключающийся в том, что кто-то следит за мной, раз та фотография проникла через кого-то Джексону. — Давай ценить то, что мы имеем в это мгновение.
Счастливо, улыбаясь, кивнув, он обхватывает мою талию пальцами обеих рук:
— Моя стройная девочка.
Его теплота дыхания, ласковость тона действует на меня успокаивающе и внутри всё заливается солнечным светом.
Обхватив левой рукой его голову, я касаюсь его холодных губ, медленно-медленно целуя в полураскрытый рот, убаюкивая нас обоих умиротворяющей лаской.
— Ты дрожишь, — чуть отслонившись, проговариваю я, плотно накрывая его неприкрытые части тела, отдавая половину одеяла ему.
В тусклом свете одной лампочки я лицезрю его непринужденную улыбку.
— Это все потому, что люблю тебя…
Со светящимися от счастья глазами отвечаю:
— И я тебя люблю…
Проводя ласково по спине, Джексон распускает мои волосы и кудри рассыпаются по подушке в хаотичном беспорядке. Навив на палец локон, он произносит, понижая голос до шепота:
— Когда мы встретились… я долго сопротивлялся, но эта страсть, одолевшая моим телом, была роковой, что захватила не только мою душу, но и сердце…
— А я боялась, что не выдержу и дня, если не раскрою свое сердце и тоже, как и ты, выказывала холодность и ждала, когда случай сведет нас друг с другом… Джексон, а ты часто обращался к мыслям обо мне?
— Если ты думаешь, что я забывал о тебе, то ты глубоко ошибаешься. Моя любовь к тебе жила в полудреме, но никогда не засыпала мертвым сном… Я хочу жить с тобой… — проводит пальцами по моим губам, — хочу, чтобы у нас была настоящая семья, свой дом, — я вздрагиваю всем телом, привороженная его словами, считывающими им с моих затаенных мыслей. Шевелится сладкое чувство, будто он нашел доступ к моему сердцу и ласкает сердечные струны. — Чтобы мы засыпали и просыпались вместе… И… — Он закусывает нижнюю губу, отводит глаза в сторону, смущаясь от родившейся мысли.
— Продолжай! Продолжай! — тихонько уговариваю я, улыбаясь до ушей и с трепетанием в груди.
Стиснув мою руку в своей, он подносит ее к губам:
— Я хотел бы… — и снова ему не дает досказать внутренний барьер, — сына.
Тронутая этой неизъяснимой интонацией в голосе, по моему телу вмиг пробегает судорожная дрожь и рьяно отзывается в душе. Этот нежный взгляд один из тех, что переворачивает всё изнутри.
Улыбка зависает на моём лице, а глаза чуть слезятся — это слезы сердца. Я сглатываю, опуская глаза до уровня его шеи, чтобы он не заметил.
Как важно слышать