— В нашей жизни плохое случается, но из-за этого не стоит лишать себя возможности жить. Отнеситесь к вашему прошлому, как к увлекательному приключению, о котором будете с улыбкой вспоминать в старости.

— Если мне суждено дожить до этого благословенного времени, — Катарина горько рассмеялась.

— Я заставлю князя дать слово, что он сохранит вашу жизнь. Он не посмеет причинить вам вред.

— Благодарю вас, — Кати улыбнулась, но в ее тоне и намека не было на благодарность.

— Неужели супруг был столь жесток с вами? — не удержался от вопроса Хассиян.

Он поднялся на ступеньку выше и теперь стоял так близко, что Кати ощущала биение его сердца, но если бы она знала, что испытывает сам повелитель Шарратаса. Хассиян ощущал себя пьяным, но при этом не пил и капли вина. Для него весь мир внезапно уменьшился до хрупкой девушки с удивительно светлой кожей, в глазах которой плескалось отчаяние. И это наваждение… Наваждение что он испытал еще при первой встрече, и поэтому пришел вновь, чтобы увидеть испуганную незнакомку с волком. А затем, узнав кто она, запретил появляться при дворе, лишь бы не видеть, лишь бы забыть. Предательница, распутница, сбежавшая жена… она притягивала его попреки всему. И читая дневник бывшей любовницы, он словно читал собственные мысли в отношении той, что сводила его с ума.

Пораженная его долгим молчанием, Катарина подняла голову и вскрикнула, потому что утративший остатки контроля император, забыв обо всем склонился к ее губам.

Тихий, полный отчаяния стон и Кати отшатнулась, потеряла равновесие, но Хассиян подхватил прежде, чем девушка упала на каменные ступени.

— Простите, — хриплый голос Яна разнесся гулким эхом, — видимо я поддался наваждению.

— Отпустите меня, — прошептала Кати, все еще удерживаемая императором.

Хассиян не пошевелился. Держал хрупкое тело почти на весу и не мог найти в себе силы отпустить.

— Еще вчера вы предлагали себя открыто, а сегодня… — в его голосе прозвучала горечь, — Какая же вы истинная, Катарина? Та, что вела себя как распутница, или это запуганное дрожащее создание, что я держу на руках сейчас?

— Отпустите, прошу вас…

— Не могу, — внезапно признался скорее самому себе, чем Катарине, Ян.

— И на что же вас толкнет ваше вожделение в дальнейшем? — язвительностью скрыв страх, произнесла девушка.

— У вас будет шанс выяснить, — Ян аккуратно поставил ее на ноги, но в следующую секунду вновь завладел губами не сопротивляющейся девушки.

Хассиян прижал ее спиной к стене, и медленно, словно стараясь не испугать, ринулся на завоевание этой крепости. Ласково, нежно, словно укрощал дикое животное, и вместе с тем удерживая, не позволяя вырваться из его объятий. Он испытывал дикое чувство азарта и ликования, как в далекой юности, когда впервые познал женское тело, испил его дикий пьянящий мед, медленно, шаг за шагом преодолевая девичий страх. И он ждал, умело и терпеливо лаская, ждал ее ответа, ее порыва, ее стона…

Напрасно! Девушка в его руках испуганно сжалась, едва не дрожа от страха и отвращения, и Хассиян сменил тактику. Теперь поцелуи были медленными, долгими, прикосновения целомудренными… Оставив ее губы он нежно целовал щеки, сжатые глаза, влажные дорожки слез… Катарина сдалась. Опустила руки, тихо всхлипнула, понимая, что сопротивляться бесполезно… И победила.

— Простите, — Хассиян отступил, смотрел на нее пристально, словно пытался запомнить вот такой, испуганной, но в то же время не подчинившейся. Усмехнулся и нехотя произнес. — Вас невозможно понять…

Кати осторожно открыла глаза, взглянула на императора и не удержалась от вопроса:

— Почему?

Издевательский смех, и перед ней вновь тот самый Ян, что повстречался в ночном городе:

— Вы ослепли, или глупость это у вас семейное, княгиня? Вы покорили меня, вы стали моим наваждением, моим самым страшным проклятым из снов, вы растоптали мое сердце, заставили ненавидеть себя за проявленную слабость, и когда я, повелитель Ратасса пал к вашим ногам, вы — брезгливо отвернулись! А ведь здесь и сейчас вы могли получить то, о чем мечтает каждая придворная дама в империи — любовь и покровительство монарха! Да что же вы за создание, Катарина? Одно движение, я не прошу слов и обещаний, одно лишь движение навстречу и я, как влюбленный идиот, сложил бы к вашим ногам все, чем владею! Вы получили бы власть, положение, свободу от супруга, которого так ненавидите!

Она выслушала полные ярости и гнева слова молча, но едва император завершил тираду, осторожно поднялась на несколько ступеней и лишь тогда решилась ответить:

— Вы, уверенные в своей силе и непогрешимости царственные кукловоды, вы убеждены, что ваша страсть благословение, но… я не хочу быть безропотной марионеткой! Я устала быть жертвой! Вы сильнее меня, и если будет ваша воля вы, как и все, получите желаемое… но я искренне верю, что вы лучше их, вы благородны. И если вы терзаете себя тем, что ударили женщину, значит, я могу надеяться, что вы не используете насилие для достижения цели. А сейчас… позвольте мне уйти, я обещаю, что не покину пределы Ратасса до появления супруга.

Хассиян несколько мгновений взирал на нее, с какой-то невероятной надеждой, что ее слова будут иными.

— Вы не осознаете, от чего столь бездумно отказываетесь? — мужчина невольно сжал пальцы в кулак, запрещая себе коснуться той, что столь стремительно ворвалась в его сердце. — Катарина… одно ваше слово, и вы получите все, что я в силах дать!

— И потеряю остатки уважения к себе? — Кати грустно улыбнулась ему, — Мне искренне жаль, я не желала вызвать подобные чувства у вас.

Жалость! Он видел в ее глазах жалость! И это отрезвило. Уничтожило уют этого сырого лестничного перехода, где она была так близко. Распутница, неверная жена, женщина, что предавала не раз… И она испытывала к нему лишь жалость!

— Уходите! — отрывистый приказ заставил Катарину вздрогнуть, но не подчиниться она не посмела.

Взбегая вверх по ступеням, девушка ни разу не оглянулась… а он ждал. Смотрел вслед убегающей от него женщины, и молил небеса, чтобы она остановилась…

Не обернулась. Не остановилась. И он принял ее решение как свое собственное. Надежда, глупая безрассудная надежда была безжалостно растоптана. Усталый император спустился в подземелье, проклиная свой долг правителя и необходимость слышать показания своей неверной любовницы.

* * *

Катарина вернулась в особняк Вилленских, испытывая странное чувство смеси радости и сожаления. Отцу она объяснила происходящее прекрасной работой лорда Анеро, и вернулась к прежней жизни. По дороге ее догнал Анраш, и Кати выйдя из кареты половину пути, проделала пешком, радостно улыбаясь яркому солнцу.

Спустя четыре дня посыльный принес приглашение на Летний Бал, в котором помимо имен членов семьи значилось и «Княгиня Катарина Арнар, урожденная ассер Вилленская», но Кати отказалась от высочайшего приглашения. Ни уговоры матери, ни прямое требование отца не смогли поколебать ее решимости.