Всё это Бенедикт припомнил за единое мгновение, глянув в чистые зелёные глаза Ирис.

Она наивно полагает, что сюда вернётся…

Жалко девочку. Хоть участи её позавидовали бы многие знатные девицы… да и начнут завидовать, и будут землю рыть, лишь бы насолить, осмеять, унизить… Ибо, скорее всего, вряд ли родство с Баязедом и Тамерланом будет оглашено прилюдно, и для высшего света Рыжекудрая Ирис так и останется одалиской, родства не помнящей. Такого ли она заслуживает? Впрочем, с умным и любящим мужем можно было бы всё обустроить, заткнуть слишком болтливые рты. Но хоть Филипп и умён, однако скорее ад покроется льдом, чем оттает его замороженное сердце.

Хотя… Кто знает?

Нет ничего однозначного в этом мире. Прежде, чем спасать, надо выяснить расклад сил и привязанностей.

— Надолго ли вы едете, дочь моя?

— Ох… — Ирис задумалась. — Огюст не советует снова пользоваться Старым порталом; говорит, это слишком быстро, а ведь мы никуда не торопимся. Если я хочу посмотреть страну, я должна по ней поездить. Поэтому, скорее всего, порталом отправится груз, а мы поедем в карете. Это… дня три-четыре, да?

— Около того. — Бенедикт кивнул. — Превосходная мысль. Но вы сказали — «мы»? Вас сопровождает граф де Камилле, как и было уговорено раньше? А он достаточно оправился, чтобы перенести путешествие?

— О, Полина утверждает, что он практически здоров, а дорога пойдёт ему на пользу. Чистый воздух, парное молоко в деревнях, простая здоровая еда…

«Необразованные селяне, нечистые постоялые дворы, вынужденное общение с простонародьем…» — продолжил мысленно Бенедикт. И хмыкнул.

— Будем надеяться, что всё пойдёт во благо. А верная Мэг и доблестный Али, разумеется, с вами?

— Али, конечно, со мной. А вот Мэгги я оставлю. Ей здесь очень понравилось. Эфенди сказал бы, что это место идеально для её исцелённого сердца. — Девушка улыбнулась. — Конечно, она не хочет меня отпускать одну, но я уже большая девочка. Да и вернусь недели через три-четыре, самое большее. Вручу две библиотеки и коллекцию университетам, посмотрю главную столицу, говорят, она очень красива, и — домой!

«Домой!» — с горечью подумал Бенедикт. Но опять сказал иное:

— Разумеется. Ведь если придётся задержаться — вы всегда можете вызвать её письмом. А уж мы с его светлостью герцогом устроим её приезд. Да и за садом мои аптекари присмотрят в ваше отсутствие, не беспокойтесь. Они наслышаны о ваших чудесных травах, скажу честно, и ждут, не дождутся, когда можно будет прийти вам на поклон за урожаем.

Ирис рассмеялась.

— Зачем же на поклон? Пусть просто приходят!

— Покажите же мне ваши лечебные делянки, хозяюшка!

…Такой согревающей нежности в душе архиепископ не чувствовал уже давно, с той поры, как впервые встретил Марту Эстрейскую, бывшую тогда просто Мартой, вчерашней селяночкой, волею судьбы попавшей в Гайярд из-за сходства с беглой герцогиней. Та же чистота помыслов, открытость, доброта… и целомудрие.

— А знаете, что? — Он вроде бы спохватился. Ирис, провожавшая его по живому коридору из самшита, обернулась. — Я ведь приехал к вам с просьбой, дочь моя. Оставьте-ка при мне вашего Назара. У мальчика пробивается дар менталиста, незаурядный, сильный; грех такой оставлять без внимания. Пусть подучится в нашей школе. Года через три-четыре выучится — и пойдёт на государственную службу, глядишь — выслужит дворянское звание, станет уважаемым человеком… Менталисты у нас на вес золота, так что — будущее парнишке, считайте, обеспечено. Как вам такое?

— О-о! — восхитилась Ирис. — Да ведь и я намеревалась пристроить его в ученье, только хотела посоветоваться, куда именно… Считаете, у него получится?

— При усердии и трудолюбии — разумеется. Упорства ему не занимать, мыслить и принимать решения он может. Чего стоит одна раскрашенная девочка… — неожиданно фыркнул он.

И оба рассмеялись.

— Ну, вот, — с гордостью сказала Ирис, выводя его на обширную, залитую солнцем поляну. — Это мои первые здешние грядки с травами. Смотрите, валериана, наперстянка, мята, розмарин… Я только начала посадки, видите, как много ещё свободного места? Но раз вы обещали мне семена — я с удовольствием заполню всё.

— Каково это? — неожиданно для себя поинтересовался архиепископ. — Выращивать, оживлять… Что вы при этом чувствуете?

Ирис улыбнулась.

Протянула вперёд крепкие ладошки с отполированными ноготками. Хоть цветочная фея и возилась в земле, но ручки у неё были чистые, беленькие, как у обычной барышни-аристократки её лет. Только вены, казалось, отливали не голубым, а зелёным. И, видимое лишь глазу святош и магов, окружало их нежно-золотистое сияние.

— Как будто отрастают новые пальцы. И руки. И ноги. Ветви — это руки-пальчики, чувствуешь, как по каждому бежит сок, или щекочет муравей, или застывает клейстер на порезе, как вон на той сливе… И всё ощущается по другому. Мир видится не глазами… — Она запнулась. — Нет, слов не хватает. Пожалуй, я попробую записать. Эфенди приучил меня анализировать и записывать.

— Какое полезное правило, — глянул с интересом Бенедикт. — И что же, помогает? Должно быть, хорошо укрепляет память?

— Тем, кто в почтенном возрасте — да, но вам до этого далеко; а я пока не жалуюсь, — засмеялась Ирис.

— А вот мы и проверим. — Её гость оживился. — Сколько вы здесь, на новом месте, неделю? Ну-ка, перечислите всех, кто заехал проведать вас и узнать, как вы обживаетесь. Сможете?

Фыркнув, девушка откинула со лба упрямую прядь и принялась загибать пальчики:

— Герцоги со всем семейством — раз…

— И Старый герцог?

— Нет, он приезжал сам по себе. Два. Вы же знаете…

— Согласен, он непредсказуем. Далее?..

— Огюст с Фатимой — три, Модильяни — четыре, Фуке со всем семейством — пять… Ой, они привезли с собой племянницу, это та-акая особая и расчудесная гостья, что я посчитаю её отдельно — шесть. М-м-м… Госпожа Бланш, модистка — семь, Мастер Жан с сыном…

— Как, и он? А вы не… не перепутали? — осторожно поинтересовался его преосвященство.

— Нет, что вы, как их можно спутать? У «господина Анри» немного другая аура, без этих интересных вкраплений, а Мастер Жан недавно в учебном бою повредил бровь, я его немного подлечила, но шрам ещё заметен. Так, это восемь. Госпожа Аглая, приехала порекомендовать экономку и горничных — девять…

Увлёкшись, она перечисляла визитёров, а Бенедикт кивал, одобрял, удивлялся, как много у неё уже знакомых в Эстре… А сам внимательно следил за выражением глаз рыжекудрой красавицы.

Но ни разу не появился в них огонь, теплившийся в первые мгновения их сегодняшней встречи, когда фея всё ещё о ком-то грезила наяву.

И ни разу среди имён не был упомянут Филипп де Камилле, упрямый граф.