был канцлер Западной Германии Гельмут Коль, который удивил всех, высказавшись за воссоединение за несколько дней до саммита в Мальте. По мнению Буша, он поступил так потому, что "хотел быть уверенным, что мы с Горбачевым не придем к собственному соглашению о будущем Германии, как Сталин и Рузвельт в последние месяцы Второй мировой войны".

Коль, таким образом, лидировал, но лишь едва-едва, поскольку сами восточные немцы, пробив стену, быстро дали понять, что не согласятся ни на что иное, как на воссоединение. Ханс Модров, сменивший Кренца на посту премьер-министра, в конце января 1990 г. сообщил Горбачеву, что "большинство населения Германской Демократической Республики больше не поддерживает идею двух немецких государств". Правительство и сама партия, подтвердил глава К.Г.Б. Владимир Крючков, разваливаются. Перед лицом этой информации Горбачев не видел выбора: "Объединение Германии следует рассматривать как неизбежность".

Вопрос заключался в том, на каких условиях. Восточная Германия по-прежнему входила в Варшавский договор, и на ее территории было размещено более 300 тыс. советских военнослужащих. Западная Германия по-прежнему входила в НАТО, и на ее территории находилось около 250 тыс. американских военнослужащих. Советское правительство настаивало на том, что оно не позволит воссоединенной Германии остаться в составе альянса НАТО: вместо этого оно предлагало нейтрализацию. Американцы и западные немцы также настаивали на сохранении членства в НАТО. Появились всевозможные предложения по разрешению этого спора, в том числе и краткая мысль о том, что объединенная Германия могла бы иметь двойное членство и в НАТО, и в Варшавском договоре. Тэтчер, не дружившая с объединением, тем не менее отвергла эту идею как "самую глупую из всех, о которых я когда-либо слышала". "Мы были, - с тоской вспоминал Горбачев, - единственными сторонниками такой точки зрения".

В итоге Буш и Коль убедили Горбачева в том, что у него нет иного выбора, кроме как согласиться на воссоединение Германии в рамках альянса НАТО. Он не мог уважать решимость восточных немцев ликвидировать собственное государство, не уважая при этом требования западных немцев остаться в составе НАТО. Он также не мог отрицать, что объединенной Германии, связанной с НАТО, можно опасаться меньше, чем той, которая действует самостоятельно. В итоге американцы пошли только на одну уступку Горбачеву: они пообещали, по словам госсекретаря Джеймса Бейкера, что "юрисдикция НАТО не будет расширена ни на дюйм на восток", от чего впоследствии отказалась администрация Билла Клинтона, но только после того, как Советский Союз прекратил свое существование.Горбачев, в свою очередь, считал, что Соединенные Штаты удерживают членство в НАТО, поскольку опасаются, что в противном случае объединенная Германия может попытаться изгнать американские войска: "Я предпринял несколько попыток убедить американского президента в том, что "уход" Америки из Европы не отвечает интересам Советского Союза".

Это означало, что советские и американские интересы сходятся в поддержке решения, которое еще несколько месяцев назад считалось немыслимым: Германия воссоединяется, остается в составе НАТО, советские войска, размещенные на территории Германии, выводятся, а американские - остаются. Решающее соглашение было достигнуто на встрече Горбачева и Коля в июле 1990 года. "Мы не можем забыть прошлое, - сказал советский лидер своему немецкому коллеге. "Каждая семья в нашей стране пострадала в те годы. Но мы должны смотреть в сторону Европы и идти по пути сотрудничества с великим немецким народом. Это наш вклад в укрепление стабильности в Европе и мире".Так и случилось: 3 октября 1990 года - менее чем через год после того, как охранники на пропускном пункте Борнхольмерштрассе, ни с кем не посоветовавшись, решили открыть ворота, - разделение Германии, начавшееся с поражения во Второй мировой войне, наконец-то завершилось.

 

III.

К тому времени Горбачеву аплодировали в Восточном Берлине, Бонне и Пекине, чего не удавалось ни одному предыдущему обитателю Кремля. Но у него была и менее значимая заслуга: 1 мая 1990 г. он стал первым советским лидером, над которым издевались и даже смеялись, когда он смотрел на ежегодный первомайский парад с могилы Ленина на Красной площади. На транспарантах было написано: "Долой Горбачева! Долой социализм и фашистскую Красную империю. Долой партию Ленина". И все это было показано по национальному телевидению. Это были "политические хулиганы", - прошипел Горбачев, приказав провести расследование. "Такую страну разворошить!" - жаловался он позже своим помощникам. "А теперь кричат: "Хаос!", "Полки пустые!", "Партия разваливается!", "Порядка нет!". "Колоссальным" было то, что все удалось сделать без "большого кровопролития". Но "[они] ругают меня, проклинают... . . Я ни о чем не жалею. Я не боюсь. И я ни в чем не раскаиваюсь и ни за что не извиняюсь".

Что лучше, спрашивал в свое время Макиавелли, чтобы князя любили или боялись? В отличие от всех своих предшественников, Горбачев выбрал любовь и в основном добился ее - но только за пределами своей страны. Внутри страны он вызывал не любовь и страх, а презрение. Причин тому было множество: политическая свобода начинала напоминать анархию, экономика оставалась такой же застойной, как и при Брежневе, сила страны за ее пределами, казалось, уменьшилась до уровня половика. И теперь на горизонте вырисовывалась другая проблема: сможет ли выжить сам Советский Союз?

Ленин организовал Союз Советских Социалистических Республик как федерацию, в которой Российская республика, простиравшаяся от Финского залива и Черного моря до Тихого океана, была, безусловно, самой крупной. В нее входили Украина, Белоруссия, Молдавия, закавказские республики - Азербайджан, Армения и Грузия, а также среднеазиатские республики - Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Киргизия и Таджикистан. После присоединения к Советскому Союзу в 1940 г. к ним добавились прибалтийские государства - Эстония, Латвия и Литва. К моменту прихода Горбачева к власти в СССР нерусских было примерно столько же, сколько русских, а нерусские республики добились значительной культурной и языковой автономии и даже смогли противостоять политическому контролю со стороны Москвы41 .Тем не менее, никто, ни русские, ни нерусские, не видел серьезной возможности распада страны.

Однако трудно разделить реформы. Горбачев не мог призывать к перестройке и гласности внутри Советского Союза, к тому, чтобы восточноевропейцы и немцы делали все "по-своему", не поощряя нерусские национальности, которые так и не смирились со своим вхождением в состав СССР. К ним относились прежде всего прибалтийские и закавказские республики, где быстро стало нарастать давление в пользу еще большей автономии и даже независимости. В начале 1990 года на встрече с Горбачевым один литовский профессор высказал логику:

[Национальное возрождение порождено перестройкой. И то и другое взаимосвязано... После того как Коммунистическая партия Советского Союза приняла решение строить свою политическую жизнь на основе демократии, мы в