Вообще-то девять метров — это не самый шик, у ЧерногоПринца — десять с половиной, современный стандарт, а у Откина и вовсепятнадцать, но директор лишь чуть усмехнулся, послушно прошел на кухню.

Крылов пошлепал следом, директор остановился возле стола,что занимает на современных кухнях половину пространства, повернулся к Крылову.

— Да садитесь же, — сказал Крылов почти грубо, отнеловкости по спине бегали мурашки. — Не ждите приглашений. К чемуцеремонии? Все равно я не смогу создать вам такие же условия, как в вашемкабинете…

Василий Витальевич сел, кивнул с той же улыбкой на губах.

— Да и не захотите, — обронил он.

— Ну, это вы зря, — ответил Крылов, но вдругощутил, что этот Василий Витальевич прав, сейчас он не станет даже дляпрезидента страны передвигать стулья или вешать другие занавески. — Итак,меня зовут Константин Крылов…

Василий Витальевич прямо посмотрел ему в глаза:

— А меня Василий Витальевич. Вижу, вам это имя ничегоне говорит. Может быть, это даже к лучшему.

— Хотите чаю? — спросил Крылов.

Василий Витальевич покосился на термометр, прикрепленный коконной раме. Столбик крашеного спирта поднялся к черточке, напротив которойстояла цифра тридцать два.

— Неужели скифы пьют чай в такую жару? — спросилон с усмешкой. — Я думал, так делают только всякие там узбеки. Нет,спасибо. И мороженого не надо. У меня время в самом деле ограничено. Я простоотключил мобильник, иначе он бы нас достал.

Крылов положил локти на стол и приготовился слушать. ВасилийВитальевич погладил портфель кончиками пальцев, поинтересовался:

— У вас нет даже офиса?

— Нет, — ответил Крылов.

— И счета в банке?

— И в чулках нет, — ответил Крылов честно. —Посмотрите на кухню еще раз! Можете заглянуть в комнату, ладно уж…

— Извините, — ответил Василий Витальевич. В голосев самом деле звучало раскаяние. — Но это привычка банкира не оставлятьзакупоренных норок. Понимаю, удивлены моим визитом. Но, вы правы, мир в самомделе стремительно начинает превращаться в единую нацию. Я не знаю, плохо этоили хорошо, такая задачка больше для яйцеголовых… а мы — практики. Кстати,наш банк имеет отделения, как в США, так и в ряде других стран, так что уже какбы еще более единая нация банкиров и банковских работников. Но это в данномслучае не важно. Важнее другое…

Он запнулся, Крылов спросил в упор:

— Что?

— Пожалуй, мы честолюбивы, как всякий молодой банк… Икак банк, который поздно пришел к разделу пирога.

Крылов молчал, начиная смутно догадываться, куда он клонит.Усталые мозги со стоном слезли с печи… скорее с кошмы, что больше годится дляскифа, а язык, выполняя их команду, начал ворочаться в пересохшем рту:

— Сколько вы готовы… пожертвовать?

Василий Витальевич улыбнулся одним уголком рта:

— Ого! Мы не ошиблись в вас. Вы не только смелыеребята, но и совсем-совсем не идиоты. Схватываете на лету. Понятно, ни одинбанк не в состоянии тайно переводить деньги или прятать, особенно присовременном развитии Интернета, но если бы вы знали, какие суммы выделяются навсякие дурацкие презентации!.. Понятно, для самого банка это крохи, но длявашей крохотной организации… пока что крохотной!.. полмиллиона долларов, дажепара сотен — деньги?

Он смотрел с легкой насмешкой, замечая и голодные глаза, ипотрескавшиеся от жажды губы, не говоря уже о нищенской обстановке кухонки,замечая лопнувшие кроссовки, даже сломанную змейку на джинсах, из-за чегопришлось зашить снизу, и теперь Крылов проделывал в писсуарах акробатическиетрюки, стараясь вытиснуться и не разорвать шов.

— И что мы должны обещать взамен? — спросил Крыловпочти враждебно.

Он несколько мгновений внимательно смотрел ему в лицо. Узкиегубы банкира дрогнули в сдержанном одобрении.

— Вы откажетесь от любых денег, — констатировалон, — но обязательств на себя не возьмете.

— Верно.

— Никаких!

— Тоже верно, — согласился Крылов.

— Это нелогично, — спокойно сказал банкир, —но этот вариант тоже был просчитан.

Крылов кивнул:

— Не сомневаюсь. В банках должны быть хорошиеаналитики.

— И этот вариант, — продолжил он медленно, несводя с Крылова глаз, — вы тоже просчитали… может быть. Итак, мы выделяемвам полмиллиона долларов без всяких условий.

Как ни пытался Крылов сдерживаться, он всхлипнул, словно еголягнул конь в солнечное сплетение, изо рта вырвалось:

— Сикоко?

— Полмиллиона, — повторил Василий Витальевич судовольствием. — Пятьсот тысяч. Вам не нужно за них отчитываться. Этопросто… просто так.

Он открыл портфель, оглянулся на окно. Крылов жил на десятомэтаже, перед домом пустырь, где строители забили колышки для строительствадома, но пока не появлялись больше.

— Задерните занавеску, — посоветовал банкир.

Крылов послушался, а когда задергивал, за спиной мягкозашуршало. Оглянулся: Василий Витальевич вываливал из портфеля пачки. Их быламасса, зеленые пачки долларов в банковских упаковках. Пятьдесят пачек, как онпонимал, ведь пакуют их по десять тысяч, какие тонкие, в гангстерских фильмахвыглядят толще…

Василий Витальевич аккуратно застегнул портфель, поднялся.Глаза его весело блеснули:

— А чаю или что-нибудь покрепче попьем как-нибудь вдругой раз. Все, больше не могу задерживаться! Извините…

Крылов проводил его до двери. Телохранители ждали на тех жеместах, а при появлении Крылова, как ему показалось, их руки инстинктивнодернулись к поясным кобурам скрытого ношения.

Крылов спросил тихонько:

— И что вы предполагаете получить… когда-нибудь?

Один из телохранителей быстро достал мобильник и отрывистобросил пару слов. Второй подбежал к лифту, нажал кнопку вызова. ВасилийВитальевич пожал плечами:

— Считайте, это просто чутье. Чутье банкира, которыйсумел с нуля создать консорциум банков.

Их взгляды встретились. Крылов ощутил, что они прекраснопонимают друг друга. Чутье заглядывает дальше, чем аналитики. Чутье опираетсяна те подспудные чувства, желания, страсти и страстишки, что движут нами, какзорко следит и за возвышенными. Их причудливую смесь никакие аналитики не могутпроследить, а вот чутье…

Лифт, мягко урча, подъехал, двери распахнулись. Один изтелохранителей тут же вошел в кабину, а второй стремглав бросился вниз полестнице. Дверь захлопнулась, лифт пошел вниз. Крылов вспомнил гору из зеленыхкирпичиков нарезанной бумаги на его кухонном столе, по спине пробежал озноб, аладони внезапно вспотели.