А в-третьих… Это что вообще сейчас было? Рой же ушел! Бросил меня, нехорошую диббучку, оставил разгребать проблемы с Аншлером самостоятельно. Не сдал инквизиции и на том спасибо. Но откуда новость о помолвке?

Или все это хитрый план Аншлера, чтобы выманить меня из укрытия? Все равно пока Пилор числится моим папашей никакой помолвки без его согласия невозможно. А он скорее удавится, чем даст добро.

Или все же поверить в несбыточное? Поверить, что Рой нашел ключик к жадному паразиту, сумел выкупить у него мою свободу?

Да нет, это невозможно. Лорд Фицбрук богат, но с Анри Аншлером ему не тягаться. 

Газета выпадает из ослабевших пальцев. Наклоняюсь, чтобы поднять ее… 

Спину словно обдает морозом. Рефлекторно съеживаюсь, бросаю взгляд вверх. И вижу, как соседка справа оседает на сиденье безжизненным кулем. 

Все мысли о Рое и помолвке вылетают из головы.

Парализующая сеть! Во время моего краткого ученичества Тайберг как-то обмолвился о подобной магии. 

Падаю на заплеванный пол, торопливо выплетая пальцами пассы. По проходу между рядами громыхают шаги. Шутка восприятия, но я отчетливо слышу их сквозь разговоры и стук колес. Они звучат, как поступь Каменного гостя, приближение неумолимого рока. Каким-то глубинным чутьем я знаю — это за мной. 

Есть! Магия вырывается из пальцев вспыхивает под крышей вагона разноцветными фейерверками, разлетается клубами розового дыма. Мелочь, шутка — праздничные чары. Первый раз они получились у меня случайно, когда я просто училась создавать светильник побольше огонька на ладони. Чуть лабораторию не разнесла. Мессер долго ругался, обзывая криворукой овцой, а потом предложил доработать и добавить к фейерверкам дыма, раз уж я вместо ученичества занимаюсь изобретательством.

Не думала, что они мне когда-нибудь пригодятся. А вот пригодились. 

В ответ на дым пронзительно завывает пожарная сирена и поезд начинает экстренно тормозить. Визг, давка, крики “Помогите, горим!”. Проводник свистит и уговаривает всех оставаться на местах, тщетно пытаясь навести порядок. 

Бурный человеческий поток устремляется к закрытым дверям. Вскакиваю и вливаюсь в толпу, стискивая ручку саквояжа. 

— Куда лезешь! — взвизгивает дородная тетка позади. Ее руки вцепляются в косу на парике, дергают… Короткий рывок, и голове становится легко. Красно-медные пряди рассыпаются по плечам. Рядом кто-то изумленно охает.

Плохо дело. Но выход уже близко, и поезд почти остановился. Спрыгнуть, спрятаться в кустах, переждать. Глядишь, сумею оторваться. Я отчаянно вламываюсь в толпу, распихивая людей локтями.

И выскакиваю прямо на высокого мужчину с переломанным носом. Он похож на работягу — картуз, сапоги, несвежая роба из дешевой ткани. Но поймав его взгляд я обмираю.

Время останавливается. 

Мужчина раздвигает губы, демонстрируя ряд зубов. Слишком здоровых и белых для обычного работяги. 

Вспышка. Мороз обжигает кожу, и я теряю способность стоять, двигаться, говорить… 

Но не сознание.

Он подхватывает мое обмякшее тело — аккуратно и ловко. В этот момент сирена умолкает, и поезд снова начинает ускоряться. Проводник свистит в свисток.

— Всем сесть! — командует он. — Это не пожар, просто глупая шутка. Сейчас прибудет охрана поезда, разберется и оштрафует шутника. 

В душе вспыхивает надежда. У охраны должны быть детекторы магии на такой случай. Они покажут, что незаконными чарами в вагоне баловались двое — я и охотник. Нас задержат, и запрут в камере для дальнейшего разбирательства. Во мне, конечно, опознают сначала “воровку” Аншлера, а потом леди Эгмонт, вернут в Арс, а там Рой…

Лишь бы этот тип со сломанным носом и глазами убийцы не утащил меня, как собирался. 

Дым уже рассеялся. Пассажиры, хмуро поглядывая друг на друга, возвращаются на места. Все, кроме охотника. 

— Сядь, — обращается к нему проводник.

— Не могу. Жене плохо, — голос у Перебитого Носа гнусавый и противный. 

— Сядь. В бригаде будет доктор, он посмотрит твою жену. 

Я свисаю в руках мужчины безжизненным кулем. Перед глазами маячит край лавки и грязный пол, мой саквояж. Нет сил даже повернуть голову, чтобы подать хоть какой-то знак проводнику. Полный паралич — чары сложные и очень дорогие. 

— Ей просто надо на свежий воздух. 

Он порывается пройти, проводник пытается задержать. Охотник разжимает руки, позволяя мне упасть на пол. Слышен короткий шум драки, крики. Потом те же руки вздергивают меня вверх и тащат по проходу. В спину нам летит:

— Убил, божечки! Кровь…

Мужчина рычит ругательство, отпирает дверь. Мимо проносятся кусты, мелькают дома и деревья.

— Ты сама виновата, — сообщает он мне злым голосом. — Я хотел, чтобы все прошло тихо. 

“Нет! Не смей!” — внутри я верещу, как пойманный заяц, но из горла не вырывается ни звука. Мужчина перетаскивает мое безжизненное тело через дверь.

И сбрасывает на насыпь. 

Удар. Воздух вылетает из легких. В глазах темнеет, слышу пугающий хруст, и мир взрывается болью. 

Последняя и абсолютно дурацкая мысль: интересно кому достанется мой саквояж?

Сквозь пульсирующую боль доносятся обрывки разговора. Спорят двое мужчин. Один кипятится, другой спокоен.

— Ты обещал тысячу либров! — возмущается гнусавый. 

— За живую и здоровую. Девушка пострадала, а могла и вовсе погибнуть. 

— Ты обещал… 

— Довольно! — обрывает спорщиков третий голос. Подозрительно похожий на мелодичный тенор Аншлера. Правда сейчас в нем не слышно обычной ленивой снисходительности. Он пугающе холоден и даже сквозь пульсирующую боль в голове и руке я чувствую ужас перед этим ледяным спокойствием. — Ты получишь половину от оговоренной суммы. И скажи “спасибо”, что она жива. Иначе я бы содрал с тебя кожу. А теперь проваливай, пока я не передумал!

Похоже, гнусавый решил последовать совету. Мудро. Мне почему-то кажется, что обещание про кожу не фигура речи. Не удивлюсь, если гению-плейбою-миллиардеру уже доводилось проделывать подобное. 

Аншлер склоняется и берет меня на руки. В ответ на перемещение рука отзывается вспышкой боли, и с губ срывается жалобный стон.

— Сейчас… сейчас, моя хорошая, — словно другой человек. В голосе столько тревоги и заботы. 

Споривший с гнусавым мужчина издает предупреждающее покашливание.

— Сэр, это можно поручить охране.  

— Нет, я сам! 

Мир покачивается. Меня несут куда-то вверх. Чувствую дуновение ветра на лице, словно мы покинули помещение. С усилием открываю глаза и щурюсь. Все плывет. Над головой крутится ночное небо. Вдыхаю знакомый запах смазки и брезента.