Но на этот раз шутка не показалась Нилу забавной. В ответ юноша просто пожал плечами, видимо, не желая посвящать Вона в свои отношения с Фебой.

— А ты изменился, — сказал он, внимательно глядя на Вона.

— Ты имеешь в виду отсутствие волос? — Вон провел рукой по своей бритой голове и усмехнулся. Он заметил, что Нил чувствует себя неловко, как будто его болезнь была для юноши запретной темой.

— Значит, ты чувствуешь себя нормально? — осторожно поинтересовался Нил.

Вон поспешил успокоить племянника с горячностью, которая не соответствовала запасу его жизненных сил:

— Лучше, чем просто нормально. Ставлю доллар, что смогу, как и раньше, положить тебя на руках.

— Эй, прекращайте эти ваши штучки, — проворчала Лайла. — Садитесь за стол. Все уже почти готово.

Вон обернулся, чтобы представить Нилу свою бывшую подругу.

— Помнишь Джиллиан? — спросил он.

Нил пожал ей руку.

— Конечно. Привет. — По выражению его лица было ясно, что он понятия не имеет, кто такая Джиллиан.

— Твои родители как-то приглашали нас к себе на обед, — напомнила она. — Ты тогда был еще маленьким, так что, вероятно, уже не помнишь этого.

Состояние Нила было похоже на тихую панику, словно он боялся, что упоминание о его детстве может привести к разговорам о былых временах. На самом деле у него не было абсолютно никакого желания обсуждать их прежнюю жизнь. Заметив это, Лайла громко объявила, пытаясь сменить тему:

— Кто хочет вина?

Нил ухватился за эту возможность и пробормотал:

— Сейчас принесу.

Когда сын выскочил из комнаты, Лайла пояснила:

— Мы держим напитки на веранде, там прохладнее. В холодильнике нет места. — Ее голос звучал с подчеркнутой небрежностью, как будто подобные ухищрения были вполне нормальным делом.

Вон с трудом сдерживал изумление. Неужели это его сестра, которая как-то жаловалась ему, что не может найти автоматическую кофеварку, которая бы делала настоящий европейский эспрессо?

Новый друг Лайлы, Карим, появился, когда она уже готовилась разделывать индейку. Увидев мускулистого мужчину, среднего роста, в темно-синем спортивном пиджаке и вельветовых брюках, с темными, коротко подстриженными курчавыми волосами и черными глазами, в которых светился живой ум, Вон, честно говоря, был поражен чувством собственного достоинства, сквозившем в каждом его движении и взгляде. Карим был посторонним человеком в их кругу, но вел себя очень естественно. Когда они пожимали друг другу руки, Карим незаметно оглядел его и, словно почувствовав в Воне родственную душу, тут же проникся к нему расположением. Вскоре они уже болтали как старые друзья.

— Я однажды был в Кабуле, — сказал Вон, узнав, что Карим родом из Афганистана. — Это было в самом конце войны с Советами. По причинам, которые я так толком никогда и не смог понять, моджахеды едва не бросили меня в тюрьму. Думаю, что это было как-то связано с моими длинными волосами.

— Вам повезло, что вы неверный, в противном случае вас бы обязательно арестовали, — невесело усмехнувшись, произнес Карим. Он сидел на выдвинутом из-за стола раскладном стуле и выглядел очень расслабленным; казалось, он чувствовал себя здесь как дома. — При Талибане отсутствие бороды у мужчины уже является серьезным проступком. Я это знаю. У меня с ними свои счеты. — Вон заметил в его глазах стальной блеск.

Похоже, Карим, каким бы деликатным он ни выглядел, без колебаний перерезал бы горло любому, кто вздумал бы угрожать ему самому или его любимой.

Вон покачал головой, разделяя его негодование.

— Никогда бы не подумал, что в этой части света мне может пригодиться то, что я неверный, — сказал он. — Хотя сейчас я не рискнул бы снова испытывать удачу. Времена изменились.

Карим с мрачным видом кивнул.

— И перемены эти не к лучшему. Террористам нет никакого дела до настоящего духа Корана. Они следуют только самой жесткой интерпретации исламских законов, игнорируя их истинный духовный смысл. Но в этом нет ничего нового. Сто лет назад последователи движения вахабитов пытались очистить ислам от всех, кто не был «настоящим» верующим. Мы можем сколько угодно анализировать современные факторы, определяющие нынешнее состояние отношений на Ближнем Востоке, и обвинять Израиль, войну, разные политические силы здесь и за рубежом, но на самом деле все это сводится к древнему противостоянию между фундаменталистами и теми, кто стремится к истинному разуму и взаимопониманию.

— Это, разумеется, не ограничивается только исламом, — сказал Вон, имея в виду такие страны, как Северная Корея и Мьянма. А про себя произнес: «И давайте не забывать старые добрые Соединенные Штаты, где подрывают клиники, в которых делаются аборты». — Другие религии тоже делают свой вклад в фундаментализм, доведенный до экстремизма. Я как-то разговаривал с одним хасидом, который объяснил мне, почему он не ест мяса. Оказалось, что один из трех раввинов, которые проводили проверку мяса в единственном расположенном поблизости магазине, где продавались кошерные продукты, время от времени напивался, и этот хасид боялся, что пьющий раввин мог с похмелья недобросовестно выполнить свою обязанность. И заметьте: это был тот самый человек, который, не задумываясь, содрал с меня двойную цену за замену треснувшей линзы в моей камере.

— Чувствую, мне крупно повезло, что, родившись в Библейском поясе[88], я все же сохранила мозги и душу невредимыми, — вставила Джиллиан, прихлебывая вино.

— Как сына конфедерата, меня это обижает, — весело запротестовал Вон. — Мы не все являемся закоренелыми фанатиками Библии. Давайте не забывать, что некоторые из величайших вольнодумцев этой страны были демократами с Юга. Хотя бы Томас Джефферсон. Или Тургут Маршалл[89].

— Политика и религия — это две темы, которые никогда не следует обсуждать за праздничным столом, — с улыбкой заметила Лайла, проходя мимо них с дымящейся кастрюлей в руках. — А тебе каким-то образом удалось проехаться по ним обеим в одной фразе.

— Не для того ли ты, сестренка, пригласила меня сюда, чтобы я немного подразнил гусей? — отшутился Вон.

Сейчас он чувствовал себя лучше, чем весь день до этого. А может, дело было не столько в улучшении самочувствия — тошнота никуда не исчезла, — сколько в ощущении себя живым. Обсуждение мировых проблем было освежающей переменой после разговоров о белых кровяных тельцах и абсолютном числе нейтрофилов, о свертываемости его тромбоцитов и о том, существует ли для него опасность малокровия.