Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впрочем, неспособность женских воинских подразделений посодействовать возрождению русской армии не следует рассматривать как слабость со стороны самих женщин. Социальный эксперимент по привлечению женщин к выполнению традиционной мужской роли защитника основывался на парадоксе. В сущности, от женщин ожидалось, что они покажут солдатам-мужчинам, как должны вести себя «настоящие мужчины». Это начинание было чрезвычайно нелогичным: оно демонстрировало мужчинам-солдатам, что если женщины (которые считались существами низшего порядка) могут совершать подобные действия, то на это способны и мужчины, и представление о защите Родины как особой мужской миссии теряло весь свой потенциал. В военное время социальная роль мужчин состояла в том, чтобы защищать свою страну, в том числе женщин и детей. Когда следом за ними в окопах оказывались женщины, мужчины могли задаться вопросом, что же они защищают. В результате большинство мужчин испытывали замешательство и испуг, и лишь немногие были вдохновлены вернуться к исполнению мужского патриотического долга. Участие женщин в войне обесценило ее, превратило в «женское дело», и многие мужчины отказывались служить вместе с женщинами. В частности, те, кто больше не хотел сражаться, более чем охотно уступали свое место женщинам.
К концу лета 1917 года стало ясно, что никакие мольбы, уговоры, угрозы, патриотические призывы и другие тактические приемы, применявшиеся Временным правительством и его сторонниками, не смогли заставить разваливающиеся армейские части снова сражаться как единая сила. Создание женских воинских формирований ясно продемонстрировало, насколько далеки были элиты от утомленных войной масс, состоявших в основном из мобилизованных в армию крестьян. Обращение к романтизированному идеалу героического, самоотверженного мужчины не произвело впечатления на массы уставших, деморализованных солдат, которых мало интересовала борьба за расплывчатые понятия Родины и свободы. Настойчивое стремление Временного правительства к продолжению войны в итоге привело его к падению, позволив большевикам извлечь выгоду от обещаний мира (а также хлеба и земли) и получить поддержку от основной части крестьянской армии.
Женщин-солдат из батальона Бочкаревой отправили «на самый беспокойный участок» [Gilbert 1983: 89] русского Западного фронта, где развал армейских частей было особенно сильным. Там солдаты враждебно относились к любым попыткам продолжать войну. Можно предположить, что, если бы женщины-солдаты оказались на фронте при иных обстоятельствах, их ассимиляция была бы более удачной. В пользу этого предположения свидетельствует опыт отдельных женщин той войны и женских воинских формирований последующих, когда мужчины-военнослужащие быстро свыклись с присутствием женщин в их рядах, а женщины продемонстрировали способность успешно функционировать в этих условиях.
Неотъемлемую часть идеи использования женщин-солдат с целью напомнить мужчинам о долге перед Родиной составили понятия патриотизма и гражданственности. Патриотизм имел ключевое значение для участия женщин в Первой мировой войне, поскольку в большинстве случаев именно он служил основным мотивом, которым руководствовались женщины, становившиеся солдатами. В России конца XIX – начала XX века понятие патриотизма приобретало новые смыслы. Большинство историков считают, что в России в начале XX века это понятие было слабо развито по сравнению со странами Западной Европы и США. Существовало некое чувство преданности государству в лице царя, проявлявшееся в служении этому государству – чувство, которое российские правители со времен Петра Великого старались привить своим подданным.
Однако с конца XIX века этот патриотизм начал постепенно отделяться от государства и личности царя и больше сосредоточиваться на русском народе, особенно по мере того как представители российского общества начали сомневаться в том, что первые по-настоящему действуют в интересах второго. Как убедительно доказывает Эрик Хобсбаум, в новейшую эпоху патриотизм заложил основу для оппозиции существующему государственному строю и сознательному решению формировать нацию на основе взаимного согласия [Hobsbawm 1990: 87–88]. Таким образом, революция, свергнувшая царский строй в феврале 1917 года, рассматривалась как патриотическая революция, направленная на благо народа. Патриотизм крестьянства и рабочего класса также был тесно связан с царским строем, но почти не выходил за рамки расхожего выражения «за веру, царя и Отечество». Тем не менее, как утверждал Н. Н. Головин, «преданность простого народа престолу была преувеличена… Достаточным доказательством этому служит быстрота, с которой пала монархия в феврале 1917 года» [Golovin 1931: 206]. Таким образом, российский патриотизм был «сложным и неоднозначным явлением», существовавшим «в различных плоскостях». Он мог одновременно быть консервативным в традиционном смысле, поддерживающим статус-кво государства и общественный порядок, и революционным, как его понимает Хобсбаум [Jahn 1995: 4].
Патриотизм в столь же значительной степени зависел от гендера, поскольку понятия о патриотическом долге были совершенно разными для мужчин и женщин. Понятие Родины включало в себя территории России и ее жителей, неспособных защитить себя самостоятельно, – то есть женщин и детей. Для женщин патриотический долг определялся с точки зрения «традиционных» женских ролей и занятий, на которые ранее оказали влияние западные буржуазные ценности семейной жизни. Центральное место в подобной концепции занимало материнство, включавшее в себя заботу и воспитание. Эта роль была прежде всего пассивной: общественную деятельность женщины оставляли мужчинам и терпеливо дожидались их дома. Впрочем, постепенно участие женщин в определенных видах общественной деятельности стало считаться более приемлемым (хотя оставались и те, кто выступал против любого вовлечения женщин в общественную сферу, считая, что оно наносит моральный ущерб обществу и семье).
Российское женское военное движение времен Первой мировой войны также внесло существенный вклад в борьбу за создание в России гражданского общества в период модернизации на рубеже XIX–XX веков, до захвата власти большевиками. Некоторые исследователи полагают, что в этот недолгий период Россия начала приобретать черты общества, которое могло бы, если бы не установление советской власти, стать либеральной демократией с процветающим средним классом наподобие западноевропейских стран. После падения самодержавия в 1917 году укрепилась надежда на дальнейшее развитие в этом направлении. В этот период модернизации появилось множество благотворительных ассоциаций, политических партий, клубов, местных организаций