журналист, чрезвычайно воодушевленный созданием женских батальонов, сравнил женщин-солдат с Жанной д’Арк: «Чья-то незримая и всесильная рука снова вкладывает меч в руку женщины, и снова выпадает на долю женщины святая миссия: спасти Родину и народ!» [Мужчины к очагам! Женщины к оружию! 1917: 2]. Поддержку женским подразделениям выражал и американский корреспондент Уильям Шепард, он был покорен женскими подразделениями: «Мне никогда не приходило в голову, что женщины могут пойти на войну, но теперь я убежден, что в любой стране… женщины должны заполнять бреши в рядах войск. Их Родина принадлежит им в той же мере, как и мужчинам» [The Women Soldiers of Russia 1917: 7].

Американский социолог Эдвард Олсворт Росс из Университета Висконсина посетил Россию в 1917–1918 годах и с большим энтузиазмом отозвался о женских воинских подразделениях: «Никогда прежде не наблюдалось более отчетливого проявления дочерних чувств, чем самопожертвование молодых женщин, составляющих знаменитый “женский батальон”» [Ross 1918:237]. По его мнению, женщины в России проявили себя как по-настоящему «сильный» пол; он хвалил их ха «верность своей цели, преданность тому, в чем они видели свой долг» [Там же: 254]. Усердных и трудолюбивых женщин, работавших в административных учреждениях, в полях и на заводах, Росс противопоставлял русским мужчинам, которых считал ленивыми и праздными, пренебрегающими своим долгом перед Родиной. Он превозносил страну, в которой находится широкое применение женским талантам (об этом, по его мнению, свидетельствовал тот факт, что женщины работали земскими врачами); кроме того, он даже считал, что патриархат в русских семьях идет на убыль.

Возможно, положение женщин в России Росс изобразил в слишком оптимистических тонах, однако, как показывают его замечания, российские условия он считал достаточно специфическими и позволявшими допускать женщин в мужские сферы деятельности, которые на Западе по-прежнему оставались обособленными. Феминизм Росса имел ту форму, которая преобладала на Западе в конце XIX – начале XX веков. Поэтому чувствуется, насколько трудно ему было принять женщин-солдат, которые явно не вписывалось в представление о том, что женщина неотделима от домашнего хозяйства. В итоге он пришел к выводу, что нарушение гендерных ролей русскими женщинами-солдатами стало слишком сильным вызовом «цивилизации»:

Какой здравомыслящий человек мог бы без комка в горле наблюдать за муштровкой этого нелепого подразделения, за хрупкими, совершенно не военными очертаниями девичьих фигур… столь мало подходящих для воинских упражнений! Большевики поступили мудро, когда распустили этот батальон. Если бы это амазонство распространилось по всему фронту, по обе его стороны, было бы сломано еще одно великое крыло нашей цивилизации. Подумайте, как на женщин повлияло бы умение орудовать штыком, а на мужчин – привычка вступать в смертельную рукопашную схватку с женщинами! [Там же].

В то время как многих авторов беспокоило, какие последствия для общества возымеет вторжение женщин в сугубо мужскую сферу деятельности, некоторые полагали, что в чисто биологическом смысле женщины вполне способны воевать. Так считал, в частности, доктор Дадли А. Сарджент из Гарвардского университета. Оспоривая общепринятое мнение, он утверждал, что женщины достаточно сильны физически, чтобы выполнять все обязанности, возлагаемые на солдат. В интервью корреспонденту лондонской «Таймс» он в общих чертах обрисовал свою теорию о пригодности женщин для боевых действий:

Если провести сравнение, то нормальная среднестатистическая женщина, обладающая хорошим здоровьем, способна выносить более сильную боль, лишения и усталость и расходовать больше мышечной энергии, чем среднестатистический мужчина в аналогичном состоянии. В силу обстоятельств женщина осталась ближе к первобытному типу человека, чем мужчина. Она более примитивна в биологическом смысле, а следовательно, физически более вынослива. Она может выдерживать множество нагрузок, невыносимых для мужчины. Женщина способна дольше, чем мужчина, выдерживать холод, жажду, голод и физические лишения. В девяти случаях из десяти женщина с точки зрения физической выносливости может стать таким же хорошим солдатом, как и мужчина [Womens Fitness for Soldiering 1917: 10].

Грэм Хаммонд, невролог из Нью-Йоркской медицинской школы послеуниверситетской подготовки и медицинский эксперт армии США, также не сомневался в способности женщин выполнять солдатский долг. Он полагал, что воинская дисциплина и изнурительные физические тренировки будут только полезны большинству женщин, особенно западных, которые слишком разленились от домашней жизни. Кроме того, он утверждал, что женщины более воинственны, чем мужчины. «Женщины не так миролюбивы, как мужчины. Женщинам свойственна врожденная несговорчивость», – заявлял он [MacAdam 19172: 3]. Впрочем, Хаммонд высказывал сомнения относительно биологического потенциала женщин в условиях войны, а также насчет их способности находиться под контролем.

Если бы женщины могли обрести физическую силу и дисциплинированность – что особенно важно, дисциплинированность — они заняли бы господствующее положение на Земле. Я считаю, что им было бы проще обрести необходимую телесную силу, чем подчинить себя необходимой дисциплине [Там же: 14].

Таким образом, несмотря на явную мизогинию, оба медика поддерживали идею, что из женщин могут получиться умелые воины.

Многие иностранные обозреватели, превознося героизм и мужество доброволиц, вступавших в женские подразделения, сознавали, что их действия вызваны необходимостью. Нужда в женщинах-солдатах возникла в исключительных условиях мировой войны и явилась результатом слабости, которую, как считалось, проявили русские мужчины. Таким образом, большая часть славословий женщинам-солдатам на Западе, как и в России, оттенялась критикой в адрес мужчин. Говоря о действиях 1-го женского «батальона смерти» в сражении под Сморгонью, один американский журналист отмечал:

На самой позорной странице истории новой России, которую еще напишут для потомков, будет выделяться одно яркое, пламенеющее пятно: отважная стойкость женского полка – «команды смерти» – посреди бегства трусливых, объятых паникой мужчин. Мало что сравнится с безупречной храбростью и хладнокровием, проявленными подразделением Бучкаревой [sic!] под Вильной в тот страшный июльский день [Those Russian Women 1917: 49].

Однако в целом важно отметить, что большинство западных обозревателей, как и их русские современники, считали женщин-солдат не вполне типичными представительницами своего пола. Один британский автор назвал их «замечательным исключением из общих правил» [Marsden 1916: 102]. При этом некоторые аспекты гендерных ролей воспринимались как универсальные. «Даже в России (курсив наш. – Л. С.) женщины не предназначены для того, чтобы быть солдатами», – утверждал другой британский журналист [Warrior Women 1915:42]. Стандарты гендерно обусловленного поведения преобладали над национальными и культурными особенностями, и военное дело почти повсеместно воспринималось как мужская сфера занятий. Таким образом, участие женщин в боевых действиях могло быть приемлемым лишь постольку, поскольку было обусловлено или исключительными обстоятельствами, или чьими-либо исключительными личностными качествами.

Реакция западных военных

У западных военнослужащих, имевших дело с русскими женщинами-солдатами, это явление вызывало сильные чувства. Многие не смогли смириться с присутствием женщин в рядах