— Валериан велел забрать рукопись, разделить ее на три части. Одну отдать бандитам сразу же, вторую после его освобождения.

— А третью?

— А третью держать в качестве страховки, — сказала Тамара Ильинична. — И ни в коем случае не отдавать ее им.

— Если речь будет идти о его жизни, то я отдам, — заявила Серафима Ильинична. — Изобретатель тот еще чего-нибудь придумает, к тому же Валериан возьмет его к себе на работу. А рисковать мужем я не могу.

И бандиты ведь не дураки, наверняка дадут рукопись проверить знающим людям, а те мигом углядят недостачу.

— Потом решим, — сказала Мариша. — Может быть, все пойдет путем.

— А я нашла телефон полковника! — обрадовалась Серафима Ильинична. — Вот он, почему-то записан в самом конце. Никаких букв тут вообще нет.

— Звони, другого выхода нет, — сказала Мариша.

Серафима Ильинична дрожащими руками набрала нужный номер.

— Полковника Земцова, — попросила она. — —Ой, это вы! Простите, что в такой поздний час. Что вы говорите, скорее рано? Да, вы правы, время так летит.

У меня к вам просьба, это касается моего мужа, он попал в нехорошую историю…

Картохин в этот ранний час не знал, чем себя занять. Своенравные коллеги снова сыграли с ним шутку, оставив его дежурить в отделении на всю ночь.

В другое время Картохин и не протестовал бы особенно, ночью в отделении было тихо, можно вволю поспать, но сегодня сон к нему не шел. После разговора с капитаном, который после похищения Тамары Ильиничны в выборе выражений с подчиненными не стеснялся, Картохин переосмыслил себя как личность.

Если раньше у него еще была капля самоуважения, то теперь он чувствовал себя ничтожным червем, который всем только мешает и раздражает полной никчемностью.

Картохин уронил голову на руки и попытался подумать о чем-то другом. Но в голову, как назло, лезли самые неприятные из эпитетов, которыми его наградил капитан. Внезапно слух опера уловил осторожные шаги. Коллеги так не ходят. Тот человек, чьи шаги услышал Картохин, явно не хотел, чтобы его услышали.

Картохин настолько растерялся, что сразу не сообразил, как поступить, а потому так и остался сидеть, уронив голову на стол.

Шаги были уже совсем близко. Усилием воли Картохин заставил себя сидеть, не шевелясь. Чужак остановился, и голову Картохина облепила влажная вонючая тряпка. Задержав дыхание, Картохину удалось не наглотаться этой гадости, которая, по всей видимости, должна была его нейтрализовать. Обманутый противник, в чьих недобрых намерениях Картохин уже успел убедиться, пошел дальше к клеткам, где содержались задержанные.

— Любопытно, — прошептал Картохин, — что ему там понадобилось?

И он осторожно пошел за наглецом, на всякий случай заранее ослабив кобуру и достав пистолет. Даже тот факт, что пришедший был в милицейской форме, Картохина почему-то не успокаивал. Очень уж странно вел себя этот тип. И кто такой?

Проникший в отделение мужчина был молод и здорово накачан. В общем, если бы не форма, — типичный боевик, таких десятками отстреливают во время бандитских разборок. Поручать ему что-либо, где задействованы мозги, было весьма опрометчиво.

Хотя парень, несмотря на свою массивность, двигается легко, словно танцор. Может, он и не так прост, как показался на первый взгляд.

Парень подошел к той клетке, куда поместили прошлым вечером Софочку. Капитан распорядился, чтобы ее содержали одну, и его распоряжение свято выполнялось. Так что сомнений не было: парень интересовался именно Софочкой, и явно не с добрыми намерениями, так как он расстегнул куртку и вытащил из-под нее ствол. Ждать дальше, как решил про себя Картохин, было бессмысленно и даже опасно.

— Руки вверх, — сладким голосом сказал Картохин.

О, сколько раз он мысленно репетировал эти слова! И вот сейчас ему удалось на практике впервые использовать их. Этот волшебный миг искупил все неудачи и трудности работы начинающего сыщика. Но восторг длился ровно одну секунду, потому что противник отчего-то оружия не бросил и рук не поднял.

— Руки вверх, — повторил Картохин, но уже без всякой убежденности в голосе. — Стрелять буду.

— Я стою к тебе правым боком, так что если ты не попадешь в голову, то у меня еще будет время и силы, чтобы выстрелить пару раз. И я выстрелю, но не в тебя, можешь не волноваться, а в эту бабу, — сказал бандит, не оборачиваясь к Картохину.

Тот невольно отдал должное противнику, ему попался человек с истинно железными нервами. Впору в Кунсткамере выставлять.

— Собственно, я сюда и пришел для того, чтобы убить эту бабенку, — сказал смельчак в милицейской форме. — Сдаваться я не могу, если я вернусь, не выполнив задания, мне все равно не жить. Так что от твоей пули или от другой — разницы нет.

С такой дилеммой Картохин даже в мыслях не сталкивался. Он посмотрел на мирно сопящую Софочку, и ему стало очень жаль женщину, такую беззащитную и мирную в этот момент.

— А что, если ты в нее выстрелишь, но промажешь? — предложил он. — А я тебя арестую, и в тюрьме они тебя не найдут.

— Много ты понимаешь, — презрительно бросил пришедший. — Именно в тюрьме они меня и найдут.

У меня нет выхода, ты пойми.

— И за что же ты ее должен убить? — решил завязать разговор Картохин, ожидая, что ситуация как-то изменится.

— Знает много, — пояснил киллер. — Вот мне и ведено ее убрать.

— Кто велел?

— Этого мне знать не нужно, — сказал парень. — Сам видишь, что получается, когда слишком много знаешь, — и он кивнул на посапывающую под дулом пистолета Софочку.

Убийца поддерживал этот разговор, как ни странно, с той же целью, что и Картохин. Он тоже рассчитывал на то, что ситуация изменится и ему удастся выполнить задание и уйти живым. К сожалению, в этом ему здорово мешал странный парень, на которого почему-то не подействовал хлороформ. Как ни хотелось убийце избежать лишней крови, а паренька придется убрать. И чем скорей, тем лучше. Картохин в этот момент как раз боролся с собой, пытаясь убедить себя, что враг он и есть враг, что разговор был заведен лишь с единственной целью — усыпить его бдительность.

Но проклятая совесть Картохина совсем некстати вякнула, что, мол, как-то неловко стрелять в человека, с которым только что совсем по-дружески беседовал.

.Дальше события развивались совершенно стихийно, и от Картохина зависели очень мало. Киллеру надоело ждать, он развернулся словно змея и выстрелил в Картохина. Тот ничего не успел понять, как вдруг ощутил в груди страшную боль, и его палец просто инстинктивно нажал на курок. Прогремел еще один выстрел.

Наконец-то проснувшаяся от стрельбы, которая вдруг началась буквально в двух шагах от ее постели, Софочка завизжала так, что у Картохина заложило уши.