— Ну, все правильно, — подтвердил Валериан. — А я догадался: что-то тут неладно, когда ко мне явился Петр Леопольдович и, сияя невиннейшей из своих улыбок добродушного гнома, сказал, что молодой ученый передумал, денег, мол, больше не хочет, а отдает свое открытие на благо человечества бескорыстно. Дескать, Михаил Федорович с ним поговорил, он осознал, как это открытие важно для нашей страны, и устыдился своих корыстных намерений. И теперь желает, чтобы наша фирма разрабатывала его открытие. Никаких авторских прав ученый тоже не требовал. И хотя бумаги были подписаны и оформлены как положено и работа тоже лежала передо мной, мне показалось все это странным. Я взял труд молодого ученого и поехал к нему домой разбираться. Думаю, что не нужно снова пересказывать его историю. Достаточно того, что я понял: мои ближайшие соратники и сотрудники оказались замешаны в очень грязном деле. Не говоря уж о том, что они пошли на прямое преступление, нанеся парню моральный и физический ущерб, они попрали звание ученого. Я был в бешенстве и помчался к Мишке выяснять отношения.

— А он?

— Сначала от всего отпирался — и что работу ему подбросили таинственные доброжелатели, и твердил, что старался для меня. Потом пытался поэксплуатировать мою жадность. Не знаю, если бы я немного остыл, то, возможно, не так бурно отреагировал бы на его слова. Но теперь я чуть не убил его. Он здорово перетрусил, я видел это по его глазам, и сказал, что он все осознал и готов вернуть ученому его труд и авторские права. Но мною уже руководил ангел мщения. Я потребовал, чтобы Мишка выплатил парню денежную компенсацию и никак не участвовал в разработке этого проекта. Иначе.., и я пригрозил ему тюрьмой.

Отправить мерзавца на скамью подсудимых, как он того заслуживал, я не мог. Во-первых, он был моим другом, пусть и оступившимся, но все-таки другом.

А во-вторых, в понедельник приезжали финны, с которыми мы должны были подписать очень важный для нашей фирмы контракт. Полученные от сделки деньги позволили бы нам, ни от кого не завися, профинансировать разработку изобретения молодого ученого.

— Чтобы потом ни с кем не делиться прибылью? — догадалась Тамара Ильинична.

— Да, — кивнул Валериан Владимирович. — Таков закон бизнеса, никто просто так ничего не делает, поэтому лучше ни у кого и не занимать. Но финны отличались удивительной подозрительностью по части того, с кем работают. То есть если бы до них дошел слух, что один из наших руководящих сотрудников угодил в тюрьму, то о контракте можно было бы просто забыть. Но я взял распечатку работы нашего химика себе. Мишка был настолько подавлен, что не решился протестовать, он заверил, что копии у него нет.

Я был готов торжествовать победу, но оказалось, что я недостаточно хорошо знал своего друга. Никогда бы я не подумал, что Мишка способен запереть меня здесь, да еще требовать деньги у моей Фимы. Как она?

— Отлично. С тех пор, как она узнала, что у тебя сразу несколько счетов в разных банках, она уже не так горюет по тебе.

— Я знаю, я виноват перед ней, — покаянно опустил голову Валериан. — Я был дураком. Причем дураком слепым. Сплотил вокруг себя отпетых мерзавцев.

— Послушай, а почему ты так уверен, что твое похищение дело рук Михаила? — спросила Тамара Ильинична. — Я тут видела по крайней мере двоих головорезов, и ни один из них не напоминал ученого. Ты говоришь, что твой Мишка похож на гнома? То есть невысок и толстоват? Здесь я мужиков с такими приметами не видела. Это кто-то еще.

— Невысок и толстоват — это Петр Леопольдович, думаю, он тоже участвовал в деле. А Михаил Федорович, напротив, высокий и худой.

— Но худых тут тоже нет, — возразила Тамара Ильинична.

— Все равно, больше организовать мое похищение некому. И потом, эти типы настырно допытываются, куда я дел рукопись с открытием молодого химика. А о том, что рукопись у меня, знал только Мишка и те бандиты, с которыми он связался, чтобы прижать меня.

— Что же нам делать? — вздохнула Тамара Ильинична. — Может быть, ты отдашь им эту рукопись?

Жизнь все-таки важней.

— Понимаешь ли, я уверен, что как только я расстанусь с рукописью, они сразу же убьют меня, а теперь и тебя.

— А меня за что? — простонала Тамара Ильинична. — Что за кровожадность, мы, кажется, не на Сицилии.

— Ты им опасна как свидетель, — пояснил Валериан Владимирович. — И еще есть одно: я догадываюсь, зачем они тебя доставили сюда. Но боюсь, что тебе это будет неприятно услышать.

— Давай говори, — подбодрила его Тамара Ильинична. — За последнее время я столько всего пережила, что вряд ли меня что-то способно потрясти.

— Думаю, что они хотят воздействовать на меня через тебя. Они ведь думают, что ты моя жена, а, стало быть, если я увижу, как тебя пытают, то воля моя будет сломлена. А будь у меня дети, они бы и их сюда притащили. Легче перенести свою боль, чем боль родных.

Тамара Ильинична про себя подумала, что бандиты слишком высокого мнения о Валериане, а потом — еще одно: если у российских бандитов так высоко развито чувство привязанности к женам, то еще не все потеряно для страны. Но тут до нее дошел смысл сказанного Валерианом.

— Они будут меня пытать? — дрожащим голосом спросила она.

Валериан с мрачным видом кивнул. И в это время скрипнула стальная дверь.

— Дорогая Серафима Ильинична, вы совершенно правы! — воскликнул коренастый тип, вошедший в этот момент в камеру.

Тамара Ильинична оторопело уставилась на этого человека. Его внешний вид так поразил ее, что она даже забыла сказать, что она вовсе не Сима. У вошедшего мужчины были явные проблемы с волосами, которые имели собственное представление о том, как им жить, и густо росли по всему его жилистому телу, везде — кроме головы. Ноги у мужчины были слегка кривые, но стоял он на них очень крепко. Как ни странно, лицо у мужчины было довольно приятное, глаза яркие и выразительные, нос прямой. Такое лицо могло бы привлекать к себе, если бы не два шрама.

Один шел от брови и до носа, а второй от уха и до ключицы. И тем не менее…

— Смотрите на мои награды? — спросил мужчина. — Поверьте, мне бы очень не хотелось, чтобы и у вас были такие же. Но ваш муж очень упрям. Не знаю, как его убедить, что нехорошо запрещать людям дышать.

— Он мне не муж, — выдавила из себя Тамара Ильинична, завороженно глядя на шрамы собеседника и прикидывая, сможет ли какая-нибудь клиника эстетической хирургии избавить ее от чего-то подобного.

— Ну, конечно, вы на него сердиты! Это можно понять! Но думаю, что долгие совместно прожитые годы неизбежно должны помочь ему сделать правильный выбор. Надеюсь, он не будет жадничать, и отдаст нам эти бумаги.

— А сами вы, значит, их уже поискали? — осведомилась Тамара Ильинична. — Теперь я понимаю, это вы обыскивали мою квартиру и квартиру Серафимы.

Думали, что Валериан спрятал бумаги там?