Под конец Клара спросила, не будет ли у меня времени в рождественские дни заглянуть в редакцию. Они хотели бы устроить в мою честь маленький праздник. Тиражи газеты на следующий квартал оказались хороши как никогда за всю историю «Нового времени», и этим они обязаны главным образом мне – как некоему продолжению руки анонимного дарителя.

– Ясное дело, если где-то праздник, я мимо не пройду, – сказал я скорее рефлекторно.

На самом деле я был из тех людей, которые предпочитают держаться с краю и уж никак не могут быть объектом чествования, чего за последние тридцать лет со мной ни разу не случалось.

* * *

Вскоре после этого последовал телефонный звонок, который мгновенно привел меня в такое состояние, будто кто-то включил во мне турбокнопку заблаговременно установленного кардиостимулятора.

– Алло, Герольд, я только что прочитала репортаж и подумала, что тут же должна тебе позвонить, – сказала Ребекка.

Мне понравилось, что она так подумала, и поэтому я ответил:

– Хорошо, что ты так подумала.

– Поскольку я просто должна тебе сказать, как я восхищаюсь тем, что ты поднял эту… щекотливую и… наверняка также тяжелую тему, я имею в виду тему алкоголя…

– Скорее это тема сама передо мной предстала, – перебил я.

– Что ты все это взял и открыто высказал.

– Что?

– Опасность, вред, зависимость – все, что алкоголь может сделать из человека, ну ты понимаешь, – прошептала она.

– Ах, конечно.

– И этот доктор, врач, которого ты интервьюировал, как его зовут?

– Уланд.

– Верно, доктор Уланд. Он очень умный человек, который все действительно довел до точки.

– Да, он безумно умный, – выдавил я.

По-настоящему сумасшедший умник, так сказать. То есть в людях Ребекка разбиралась не очень.

– По крайней мере, я хотела тебе сказать, что я нахожу просто замечательным с твоей стороны, что ты… что ты теперь… что ты хочешь над этим работать.

– Спасибо, – сказал я, при этом осталось открытым, над чем именно я хотел работать, главное, что тема была исчерпана.

– А в остальном? – спросил я.

– В остальном? Ах, в остальном у меня не так много новостей.

– Ты получила мой имейл? – спросил я и сам удивился, как человек может спрашивать такие глупости.

– Да, Герольд, имейл я, разумеется, получила. Та-а-ак мило! Спасибо, спасибо. Я тебе уже хотела ответить, но…

– Ну да, мы же говорим по телефону.

– Да, вот именно, – сказала она.

После этого возникла пауза, в которой мы, вероятно, оба раздумывали, о чем бы еще поговорить, раз уж мы говорим по телефону.

– А как насчет того, чтобы снова встретиться? – спросил, к сожалению, опять же я.

– Да, непременно, мы это сделаем, – произнесла она довольно взволнованно, по крайней мере, она старалась, чтобы это так звучало. – На Рождество я буду у своих родителей в Зальцбурге, но сразу же после этого, – горячо добавила она.

– Да, сразу после Рождества – хорошо.

– Отлично, – сказала она.

– Да, очень, – подтвердил я.

– Ну, тогда пока? – сказала она.

– Да, до после-Рождества.

– Да, я позвоню, – пообещала она.

– Я тоже, – ответил я. Только на всякий случай.

Вечером я получил третий звонок из женской серии, на который рассчитывал меньше всего. То была Алиса, живьем из Могадишу. Когда во время глубокой зимы говоришь по телефону с Африкой, необходимо первым делом обменяться подробностями: о раскаленном зное и о метели. После этого мы быстро перешли на тему Мануэля.

– Гери, я так тебе благодарна, и я счастлива, что ты суперски все устроил с ним и что ты так о нем заботишься, – сказала она взволнованно, если то была не какая-нибудь мачта мобильной связи третьего мира, которая заставляла ее голос так дрожать.

– Не за что. Вообще-то, это как раз он заботится обо мне, – ответил я.

– Он, по крайней мере, совершенно влюблен в тебя и говорит, что это были лучшие месяцы его жизни. Тебе действительно удалось сделать с мальчиком нечто великое, Гери, – сказала она.

– Тебе тоже, – парировал я.

Но моя скромность на сей раз была не вполне искренней. Потому что больше всего мне хотелось бы попросить Алису, чтобы она слово в слово повторила эту фразу насчет великого, которое мне удалось, причем очень медленно, чтобы я успел записать. Поскольку я не мог припомнить, чтобы нечто столь же радующее хотя бы раз говорилось обо мне, да еще с другого континента.

– Ты ведь знаешь, что мы… что я через несколько дней приеду в Вену, на Рождество. Я и… э-э… Йохен. Тебе должна была рассказать об этом Юлия.

– Да, Юлия мне рассказывала, и Юлия, и Мануэль тоже.

– И я просто хотела тебя спросить, то есть мы с Йохеном хотели тебя спросить, не будет ли у тебя времени и желания в первый же день Рождества, если у тебя ничего уже не запланировано, во второй половине дня прийти к нам, на маленький рождественский семейный ланч.

– На маленький рождественский семейный ланч?

Это приглашение застало меня врасплох и спонтанно вызвало даже что-то вроде рождественско гусиной кожи. Поскольку меня вечность не приглашали на маленькие рождественские семейные ланчи, последний раз это случилось, когда мне было лет восемь.

– Да, было бы хорошо. Этого очень хочет Мануэль.

– Этого хочет Мануэль?

Моя рождественско гусиная кожа начала сильно согреваться.

– Да. И ты заодно познакомишься с Йохеном.

Теперь по коже опять побежали холодные мурашки озноба.

– Вы понравитесь друг другу, я знаю, – сказала она.

– Да, ты думаешь?

Я невольно вспомнил про доктора Уланда.

– Наверняка. Значит, ты придешь? Это был бы замечательный сюрприз для Мануэля.

– Если это будет сюрприз для Мануэля, то я не буду долго раздумывать и сразу, разумеется, скажу: спасибо, с удовольствием приду, – ответил я.

– Да? Очень мило, Гери.

– Очень мило, я тоже так считаю, – согласился я.

– Итак, до воскресенья.

– Да, до воскресенья.

– Когда я буду в Вене, я позвоню тебе еще раз – сказать точное время.

– Да, верно, точное время, – пробубнил я.

В Европе у человека есть часы, в Африке – время, спонтанно пришло бы мне в голову.

Понятия не имею, откуда эта мысль, но она показалась мне хорошей.