Морая, стала твоей невестой. Живёшь теперь вдалеке, враждуя с собственным родом, как собака на цепи у чужого дома. И каждый день боишься, что твой сын попадёт в руки твоему брату.

Вранг моргнул и улыбнулся. Улыбка у него совсем не походила на ту, что у Морая — она была не косая, а ровная, и в ней почему-то всегда проглядывалась грусть.

— Я ценю свою семью, — сказал он честно. — До рождения Вранальга я не понимал, но теперь я полюбил ещё и силу, которую даёт власть. Быть сильным, стоя во главе семейства, — подлинное счастье.

По его улыбке и по тихим, но вдумчивым словам Мальтара подтвердила свои догадки.

«Благодаря тому, что у тебя родился сын, Мораю стало неинтересно убивать именно тебя», — подумала она. — «Ты в этой войне не цель. Марпринц Каскар так и не обзавёлся наследниками. Если он погибнет после нанесённой Мораем раны, то между братьями воцарится мир, и Вранг с Ланитой станут жить в Арракисе, склонившись перед Мораем. А если умрёт Морай, они станут подданными марпринца, правящими Брезой. А если умрут оба… Вранг станет марпринцем всей Альтары. И он это знает — прагматично и спокойно, загородившийся собственным ребёнком. Если это вообще его ребёнок; то, что наше поколение доа проклято бездетностью, видно не только по нашей семье, но и по Гиадрингам, и по Астрагалам».

Её глаза распахнулись шире. Она вдруг дёрнула плечом, скидывая его руку. И посмотрела на него с нескрываемой злобой.

— Ты жалкий червяк, Вранг, — прошипела она. — Вспомни: Морай лезет на кухню и достаёт оттуда колбасу. Он делит её между нами, и ты ходишь за ним и подбираешь шкурки. Когда его колотят, ты просто ждёшь, когда он встанет и снова пойдёт!

Вранг даже не изумился. Он словно смирился со своей ролью падальщика. Он улыбнулся — и эта улыбка вдруг стала косой, как у Морая.

— Мальтара-Мальтара… — вздохнул он. — И что теперь? Кто-то вершит историю. Но кто-то живёт, пожиная её плоды. Я не герой, но и не живодёр. И я никогда не желал силы и славы ценой такой жестокости, как у Морая. Но раз мне суждено было стать его тенью, я стал. И за годы унижения я когда-нибудь получу то, ради чего так долго ждал и ради чего скрывался.

— Ты не жесток, — согласилась Мальтара. — Ты жалок. Очень понравишься священникам, когда придёт твоя пора принять правление там или тут — никто более них не ценит лживую кротость и наигранное раскаяние. Но у покрытых кровью сапог Морая ты так и останешься не шпорой, а тряпкой.

Вранг вскинул свои пепельно-серые брови и оскалился.

— Может, я и тряпка, но всё же не подстилка, как ты, — парировал он. — Причём последняя за всеми прочими подстилками.

Мальтара оскалилась в ответ:

— Драконы не ограничиваются мужьями и жёнами. Коли пожелают, они могут жить вдвоём, а пожелают — вдесятером, с лидером в семействе или без него, скрещиваясь и с собственными детьми, и братьями; становясь и мужчинами, и женщинами в зависимости от обстоятельств. Меня не смущает любая роль.

Но тут грохнули входные двери первого этажа, и привычные толки мечей Мора стихли.

Бодро заскрипели ступени. И на этаже возник Морай, пахнущий гарью, чешуёй и пылью. Его волосы были растрёпаны после полёта. А глаза блестели счастьем.

— Брат, сестра, — с необычайным дружелюбием произнёс он и развёл руки, приветствуя их. — И еда. Как вовремя! Отобедаем вместе. Есть стойкий повод!

Мальтара коротко кивнула лакею, чтоб тот поднёс выпивки. И вместе с братьями присела за стол. Она знала, что утром Морай сопроводил своего друга Лионая, который отправился в Брит, и ожидала, что он будет угрюм; особенно с учётом здоровья Скары. Но всё оказалось куда лучше.

Маргот же хлопнул руками по столу и с широкой улыбкой посмотрел на них обоих:

— Скара сегодня поднимался в небо!

— Добрые новости, — слабо улыбнулась Мальтара.

Вранг молчал, выжидательно глядя на брата. В его присутствии становился ниже ростом и сутулился, сам того не замечая.

— Нам удалось заставить его сделать немало кругов над Брезой, — продолжал Морай и буквально выхватил кубок с вином у лакея. — И, когда мы были в небе, он…

— Нам? — вдруг перебил его Вранг.

Мальтара тоже обратила внимание на это странное слово, но решила, что Морай просто говорит о себе и Скаре одновременно, как у него это бывало.

Однако он поднял свои тёмные, отдающие рыжиной брови. И усмехнулся:

— Нам. Мне и Чёрной Эйре.

Мальтара остолбенела. Вранг непонимающе спросил:

— Ты… про эту свою шлюху? Как она могла помочь тебе с драконом?

— Она села на него со мной! — Морай поднял кубок, и, не чокнувшись ни с кем, залпом выпил один.

Шок одинаково возник на лицах Мальтары и Вранга.

«Он никогда не прекратит вытворять нечто ужасное и дикое», — думала Мальтара. — «Он посадил на дракона куртизанку! Вот уж воистину — это то, что за все века существования Рэйки сумел претворить только он, Мор, Беззаколадный, Драконорез. Он словно создан, чтобы ломать устройство этого мира».

Вранг был ошеломлён.

— Н-но… как? — дрогнув, спросил он. И тут его голос обрёл возмущённый окрас. — Ты… ты хоть понимаешь, что ты натворил? Как ты унизил весь род такой выходкой? Как ты опустил собственного дракона, брат?!

— Пха! — Морай был в таком хорошем настроении, что дозволял любой тон. Лакей плеснул ему ещё, и он выпил так же лихо, как и до этого. — Я опустил не только собственного дракона, но и чужого! Одичавший Мвенай послушался моего зова и снизился в Брезе!

За столом повисло потрясённое молчание. Морай поднял кубок вновь, но на сей раз он требовательно посмотрел на брата и сестру.

— Выпейте же со мной, — сказал маргот. — Когда война закончится, этот дракон станет твоим, брат.

Мальтара замерла. Стук кубков друг о друга прозвучал для неё глухо, как сквозь толщу воды. Рука задрожала. И она, посмотрев на Морая огромными глазами, ощутила, как ей сдавило горло.

— Н-но… — вдруг попыталась сказать она.

Морай, как всегда, даже ухом не повёл. И тогда она вмешалась громче:

— Но брат! Ты… ты говоришь это врагу! Он твой пленник!

— Он моя родная кровь, — ответил Морай и посмотрел на неё свысока. — Как и твоя. Чего тебе неймётся, Мальтара?

— Но ведь я… это я… — задыхаясь от отчаяния, заговорила она. — Это ведь я всегда была с тобой!

Вранг склонился к ней и проговорил:

— Тише, тише; пускай говорит, что угодно. Ты сама знаешь, я никогда не заключу лётный брак; это просто…

— Нет, это непросто! — Мальтара