и как бегают, будто муравьи, по этим дорогам торговцы и путники, разбойники и бродяги.

Они с Мораем были словно на вершине мира, как сами боги!

Сердце её забилось. Она тоже заулыбалась. И стала восхищённо изучать глазами Брезу. Она прожила здесь четыре года, меся грязь на злачных улицах, но никогда не поднимала головы от земли.

А теперь видела всё сверху!

Восторженно вздохнув, она перевела взор в небо. И вдруг воскликнула, подняв руку:

— Там звёзды! Их видно! Даже Разгала!

— Ага, — ответил Морай благодушно. — С такой высоты они видны всегда, хоть утром, хоть в полдень!

«Как это удивительно!» — подумала Эйра восторженно. — «И прекрасно!»

Мир ещё никогда не был таким близким, приятным и волнующим. Из поприща вечной боли, давящей несправедливости и смирения со своей участью он превратился в сказочное полотно под драконьими лапами.

Драконы летали высоко. Так высоко, что ни ругань горожан, ни стенания вечно страдающих неупокоенных не долетали досюда.

Здесь не было места ничему людскому; и Эйра упивалась этим, впервые обретя свободу от оков человеческой судьбы.

Она засмеялась от радости и, восторженная, поймала взгляд маргота своими сияющими глазами. На мгновение её посетила одна крамольная мысль; но она тут же испугалась её сама.

Однако Морай прочёл её и влёт угадал эту задумку.

— Не бойся, — уверенно сказал он. — Давай, Эйра.

Она взглянула на него с сомнением. Но сила дракона словно питала и её. Поэтому она сама потянулась к нему и тронула своими губами его бахвалистую улыбку. Мимолётно, будто касание упавшего листа, она вновь соприкоснулась с ним как возлюбленная, а не как куртизанка.

Он не дал ей отстраниться. Рукой, что крепко держал её за плечи, он перехватил её затылок и прижал к себе. Поймал своими губами её; и обнял, локтем поддерживая её в районе лопаток.

Ветер свистел в ушах. Они целовались высоко над Брезой — выше, чем птицы.

Здесь некому было судить.

Их крамольное, ни на что не похожее единение в небесах над Альтарой вдруг прервал клич, что разлетелся под нежно-голубым куполом утреннего неба. Дрожь пробежала по телу Скары. Он исторг ответный зов: соловьиную трель, переходящую в протяжный высокий писк.

Морай и Эйра оторвались друг на друга. Маргот взволнованно уставился на проплывающие мимо горы.

Музыкальный зов повторился. И вскоре показался его источник — с гор к ним летел другой дракон.

Он был побольше Скары. Тяжёлый, весь покрытый шипами, он имел не такую густую гриву, но зато более протяжённые перепонки, что встречались не только за затылком, но и на лапах. Он был дивного зелёно-рубинового цвета. Брюхо и лапы болотной зеленью переходили в багряно-красный чепрак, и краснота была словно рассыпана по нему, делая пёстрыми бока, морду, грудь и даже крылья.

Ещё мгновение назад он был далеко. Но небо свело их за считанные секунды. Эйра охнула, когда второй дракон с рёвом пронёсся над ними. На миг, как ей показалось, она поймала жёлто-зелёный взгляд — и он показался ей изумлённым.

«Даже дракон недоумевает, какой дурак среди сородичей поднимает в небо двоих».

Изумлённый свист чужого дракона перерос в клекочущую трель и слился с гулким гудением Скары. Они вступили в дивный, ни на что не похожий диалог. Их полёты переплелись в небе над горами, подобно мелодии, что связала их разговор.

Морай напряжённо всматривался в дракона. В Рэйке их осталось не так много. Все принадлежали диатрам и, в редких случаях, как в Альтаре, — потомкам Рыжей Моргемоны.

В чешуе этого, зелёной с красным, он видел обломки болтов и стрел. И начинал догадываться.

— Это Мвенай! — наконец узнал он. И дракон ответил ему утвердительным клёкотом. — Мвенай, которого седлала младшая дочь Рыжей Моргемоны, Лисандра, и которого её тупорылые потомки в Маяте хотели изничтожить за страсть к человеческой плоти.

Эйра вновь не смела и пошевелиться, наблюдая, как Мвенай реет то под ними, то над ними, словно изучая, почему сородич столь медлителен и странен.

— О Великий Схаал, — прошептала Эйра взволнованно. Треплющиеся на ветру волосы загораживали ей вид, но она не смела поднять руку, чтобы придержать их. — Это тоже… самец? Они не подерутся между собой?

— Пф, — усмехнулся Морай, не сводя глаз с их странного спутника. — Драконы обоеполы. И когда они гнездятся, никого к себе не подпускают. Так что определить, кто из них мать, а кто отец, не удаётся почти никогда. Их роли переменчивы, и некоторые свидетельствуют, что им не всегда нужна пара для продолжения потомства…

Однако он смолк, перестав отвлекаться. Скара лениво скользил в потоках ветра, и Мвенай возникал то там, то тут — над ними и сбоку. Морай сосредоточился и стал ловить каждый звук их велеречивой непостижимой беседы.

Красно-зелёный хищник будто заводил разговор. Он первым подавал голос и был громче Скары. Он был болтлив и словно тянул его куда-то, вдохновлёнными трелями и доверительным рокотом что-то объясняя чёрному дракону.

Морай знал сциит — то, что называли драконьим языком — из книг. Человек был бессилен воспроизвести и понять все драконьи звуки, но некоторые понятия и подобия слов учёные мужи заносили в справочники. Морай ломал голову, пытаясь различить в речах Мвеная хоть что-то знакомое.

Однако практики у него было мало: Скара за всю свою жизнь почти не общался при нём с другими драконами. Он рос в одиночестве. Оттого гирра ему была в своём роде куда привычнее. Поэтому маргот быстро плюнул на это.

Его лётный супруг улавливал посыл — и это было главное.

— Скара! — прижавшись к гриве крепче, крикнул он в чёрную шею. — Скара, сородич потерял свой дом! Призови его к нам, Скара, в нашу Долину Смерти — там он будет охотиться на людей, сколько пожелает! Давай!

И он чуть привстал на шипах, словно призывая дракона склониться, полететь вглубь долины. Он доносил свою речь своей мыслью, своим намерением, своим усилием — и Скара транслировал её, урча и рокоча Мвенаю в ответ.

Чёрные крыла наклонились и понесли Скару ближе к родной пещере. Его неожиданный спутник следовал, клекоча и иногда будто цокая языком. Они сделали несколько виражей, снижаясь. И, к восторгу маргота, Мвенай решил рассмотреть предложение — он не стал улетать прочь, куда, видимо, собирался — как иные драконы, что навсегда уходили в скалы ржавых вод. Он опустился в дальнем краю Брезы, среди безлюдных лесистых гор.

А сам Скара с протяжным тяжёлым вздохом сел на пороге своего грота. И сразу же зарычал, так что его шея задребезжала.

Он словно говорил: «А теперь поди прочь,