В апреле 1920 г. он направил письмо Троцкому: «Возвращая Вам при сем обратно телеграмму окрвоенком Пет[рограда] т. Биткера, уведомляю Вас, что арестованный личный секретарь окрвоенкома гр. Борисов был задержан за выдачу своему двоюродному брату, не имеющему никакого отношения [к] окрвоенкомату фиктивного командировочного удостоверения и отпускного свидетельства (билета).

Борисов в своем поступке сознался. Тов. Биткер об аресте Борисова был поставлен в известность в тот же день, а на следующий день Борисова освободили под подписку.

Обо всем этом сообщил нам телефонограммой из Питера председатель ЧК товарищ Бакаев, заслуживающий полного доверия. Со своей стороны просил бы Вас дать соответствующее распоряжение окрвоенкому Биткеру, дабы впредь предотвратить излишнюю переписку, загромождающую канцелярию и телеграф скоропалительными телеграммами. Если бы даже арест совершен был в таком виде, как сообщил тов. Биткер, то он должен был обратиться ко мне как ПредВЧК. Должен заметить, что в разговоре моем с тов. Бакаевым выяснилось, что обо всех арестах, которые производятся ПЧК среди сотрудников, окрвоенком Петрограда всегда, по мере возможности, заблаговременно известим Биткер»[465].

Дзержинский отстаивал тех сотрудников, которых хорошо знал по совместной работе. Так, 27 апреля 1920 г. после ознакомления с содержанием телеграммы на имя председателя Военного трибунала К. Данишевского от предревтрибунала Донобласти относительно привлечения Н.Д. Скрыпника к суду, Феликс Эдмунович писал: «…Должен указать, что тов. Скрыпник мне лично известен еще с подпольной работы, и Цека неоднократно давал ему ответственные поручения. Еще задолго до этого там на Кавфронте создалась склока и сплетни, и я не допускаю и мысли, чтобы тов. Скрыпник был бы причастен и к уголовному преступлению. Ввиду этого прошу В/срочного распоряжения предревтрибуналу Донобласти о прекращении дальнейшего ведения следствия по этому делу и выслать весь материал к нам в Москву для совместного его обсуждения в интересах беспристрастности. Одновременно указываю, что на днях туда, на Кавфронт, выезжает тов. Ландер, обличенный широким правом от ВЧК и Особого отдела ВЧК, который вполне сумеет продолжить ведение следствия, если оно потребуется. О последующем прошу Вас уведомить меня»[466].

Перед 20 декабря 1920 г. Дзержинский отдал распоряжение Менжинскому подготовить совещание сотрудников Региструпа и ИНО ВЧК для решения вопроса о назначении руководителя всех агентов, как ВЧК, так и Региструпа и подбора кандидатов на пост начальников в Эстонии, Латвии, Литве и Финляндии и в других странах. При этом начальник всех агентов должен быть подчинен через ИНО ВЧК непосредственно председателю ВЧК.

В январе 1921 г. снова возникла конфликтная ситуация по заметке Ардова, опубликованной в одной из газет. 10 января Дзержинский направил письмо председателю ревтрибунала Республики Данишевскому с просьбой доложить об этом деле Л.Д. Троцкому. «Необходимо раз навсегда сказать этим господам белогвардейцам и лакеям, – писал он, – руки прочь от вбивания клина между нашими ведомствами». Его удивило, что за Ардова ходатайствовал начальник вузов Петровский, а «редакция официального органа НКВоен состоит из таких типов», тем более что «теперь подобрать сотрудников коммунистов не так уж трудно… Думаю, что по этому делу надо до суда и после суда дать заметку официальную от РВТр. Респ., исходящую от Военного ведомства»[467].

В феврале 1921 г. председатель ВЧК обязал Менжинского разобраться в отношениях между губЧК и Особым отделом Киевского военного округа: «Вздорность обвинений, основанная на бывшем между Ос. от. Киев. воен. окр. и губчека антагонизме. Всякие сплетни, смешения лиц и т.п. могли на такой почве разрастаться в дела». Особый отдел вел агентурное наблюдение и следствие за сотрудниками ЧК, что было грубейшим нарушением.

К делу были причастны чекисты Деницкий и Шнейдерман. Он просил Менжинского «дать циркулярное разъяснение всем Ос. отд., что они не имеют права заводить агентурные дела против чекистов без согласия председателя ЧК, а равно и против более или менее ответственных коммунистов без согласия парткома. В случае, если возникают серьезные подозрения, о которых по местным условиям нельзя доложить предчека и парткому – дело препровождать в Центр для дальнейшего направления.

Кроме того, считал бы полезным запретить Ос. от. заводить дела и производить аресты по делам, им не подведомственным»[468].

В начале марта 1921 г. возникла несогласованность в работе революционного военного трибунала VI армии и Херсонской ЧК. Трибунал произвел обыски у руководителей ЧК, сославшись на то, что эта операция произведена якобы по распоряжению РВС VI армии. Образованная комиссия от партийного органа и РВС ни к каким выводам не пришла ввиду отказа зампред реввоентрибунала Кауфмана дать объяснения. «Создается невыносимое положение, – писали чекисты, – или ответственные работники ЧК жулики, тогда их нельзя оставлять на работе, а они остались или им нанесено незаслуженное оскорбление, тогда надо принять меры»[469].

17 марта 1921 г. Дзержинский поручил Ягоде запросить реввоентрибунал и потребовать отзыва Кауфмана.

15 октября 1922 г. в письме к Дзержинскому к членам Политбюро ЦК РКП(б) Троцкий отметил «явную ненормальность и неправильность» в работе ГПУ и комиссии В.А. Антонова-Овсеенко в деле кронштадтских моряков. Его претензии состояли в том, что предварительное расследование, сбор сведений, «наблюдение, донесение вверх и проч. происходит совершенно без участия наиболее авторитетных партийных работников» Морского ведомства: членов РВС Балтийского флота Наумова и Зофа. «Как раз в вопросе о Балтфлоте, – отметил Троцкий, – были уже со стороны ГПУ в прошлом крупнейшие ошибки, по поводу которых Политбюро выносило определенные постановления. Но и сейчас получается такое впечатление, как если бы работники ГПУ считали делом чести для себя преподнести «сюрприз», а не разработать вопрос совместно с теми работниками, которые ближе всего стоят к делу»[470].

Конфликт был исчерпан обменом записками Троцкого и Дзержинского.

В 1926 г. на имя Дзержинского Троцкий направил доклад о начальнике Особой части НКФ Л.Л. Волине, который зарекомендовал себя как карьерист. Проходя службы в ВСНХ, Гознаке и НКФ, он использовал свое положение в преступных целях: мешал выработке положения об Особой части НКФ, расходовал большие средства, подбирал кадры из родственников, играл на понижении курса, совершал увеселительные поездки за границу, был связан с белой эмиграцией. 8 апреля 1926 г. Дзержинский писал Ягоде: «Я думаю, Волина надо закатать лет на 10 (десять) в ссылку, подержать года два-три в тюрьме»[471].

Большинство вопросов, связанных с взаимоотношениями органов госбезопасности и Военным ведомство решались «в рабочем порядке». Последняя конфликтная ситуация при жизни Дзержинского связана с «активной разведкой» Разведупра РККА, ликвидированной по настоянию председателя ОГПУ в 1925 году.

В органах и войсках ВЧК – ОГПУ руководство отделов и служб, командование частей было нацелено на воспитание молодежи. Дзержинский писал Герсону