Маргарет, Маргарет, Маргарет.

Она сжимает кулаки, борясь со страхом, который вновь подступает, когда она слышит этот голос – ломкий, как сухие листья, шероховатый, как обломки морских раковин. Песчинки хрустят у нее на зубах. Привкус соли и меди обволакивает язык.

Жуткий стон слышится сквозь нарастающий шум бури.

Миссис Рефорд щурится от ветра.

– Господи помилуй, что это такое?

Маргарет уже слышала такие звуки. В прошлом году олень пробирался через ограду пастбища Халананов, и его голова застряла между жердей. Пытаясь вырваться, он так бился, что сломал шею. Там она его и нашла – с тяжело вздымающимися боками, глазами, закатившимися так, что видны были одни белки, с беспомощно растопыренными дергающимися ногами. Стон повторялся вновь и вновь. Жуткий, умоляющий стон. Звук умирания. Маргарет даровала ему милосердную смерть, но он все равно успел настрадаться в одиночестве.

Стон повторяется.

– Вроде голос Мэттиса, – говорит Джейме.

Они бросаются бежать. Ветер налетает на них, треплет, бросает волосы Маргарет в лицо, жжет глаза солью. Сплошь черный и блестящий как зеркало песок жадно засасывает ее босые ступни, икры жжет к тому времени, как они добегают до пещерки сбоку в стене утеса. На ее каменных стенах высечена тайная, негласная история уикдонской молодежи: инициалы, заключенные в сердца, фаллические символы, странные признания, обрывки стихов. Звякают зарытые в песок пустые бутылки из-под пива.

С началом прилива вся пещерка будет затоплена.

Маргарет тщательно соразмеряет каждый шаг на неровном полу. Тот слабый свет, который проникает сюда, преломляется в стоячих приливных лужах. В этом пятнистом тусклом свете Маргарет мало что видит, но все же различает темную фигуру, скорчившуюся в нескольких шагах от нее.

Мэттис.

– О боже… – шепчет миссис Рефорд. – Дети, не смотрите.

Но Джейме без колебаний бросается вперед, прошлепав по лужам, и падает на колени рядом с Мэттисом.

– Зак!

Маргарет осторожно приближается к ним и присаживается, чтобы оценить ущерб. Кожа Мэттиса бела как мел, губы того же землисто-голубоватого оттенка, как рыбья чешуя, укус на плече поражает яркой краснотой. Выглядит он так, словно его разорвали и снова слепили в единое целое. Обожженная плоть пузырится над рваными волокнами обнаженной мышцы, края раны запеклись и покрыты черной массой caput mortuum. Сквозь страшную рану Маргарет видит всю капсулу плечевого сустава. От Мэттиса разит алхимией, морем и смертью.

Должно быть, хала застал Мэттиса здесь одного: первая человеческая жертва сезона. Он набрал почти всю полноту силы, если настолько осмелел, что напал на человека так близко к городу.

И тут из груди Мэттиса со свистом вырывается слабый вздох.

– Он жив! – кричит Джейме. – Зовите на помощь!

– Не двигаться, – говорит миссис Рефорд. – Никому не двигаться.

Маргарет и не пытается.

Глядя, как еле заметно приподнимается грудь Мэттиса, она слушает плеск шагов миссис Рефорд по мелким лужам. Ее крики, которые подхватывает и уносит ветер. Бормотание Джейме, который вскакивает и вышагивает из стороны в сторону, как зверь в клетке. А море тем временем подступает ближе еще на несколько дюймов. А волны все так же шипят, повторяя ее имя.

Маргарет, Маргарет, Маргарет.

– Замолчи, – шепчет она. – Замолчи.

Вода вливается в устье пещеры, пропитывает ткань ее юбки. Она такая холодная, что захватывает дух. Смрад соли, меди и серы портит воздух, дым клубится, туманит зрение Маргарет. Воспоминания о давней страшной ночи обретают форму в реальном мире.

Она и здесь, и нет. Стоит на коленях в поднимающихся приливных водах и стоит на коленях на полу в материнской лаборатории. Держит на коленях голову Ивлин, а ее золотистые волосы пачкают половицы кровью. Мать хватает ее за запястье. Ее пальцы – как тиски из льда.

Мэгги, хрипит она.

– Мэгги. – Она разом возвращается в собственное тело и хватает ртом воздух. Кожа стала скользкой от пота и моря. Мэттис слабо цепляется за нее, его веки трепещут, приподнимаясь. – Я не хочу умирать.

Услышав его голос, Джейме перестает метаться.

– Зак, ты… держись, ладно? Помощь уже близко. С тобой все будет хорошо, обещаю.

У Мэттиса дрожит губа. Бледное, растерянное лицо Маргарет отражается в его стекленеющих от ужаса глазах. Если он и слышит Джейме, то не отзывается.

– У него шок, – говорит Маргарет.

Джейме издает сдавленный, мучительный возглас – не думала она, что он на такое способен. И закрывает лицо ладонями.

– Ведь это была просто шутка. Дурацкая гребаная шутка. Я не думал… ни за что бы не… Это все я виноват. Господи, это я во всем виноват.

– Мэгги… – шепчет Мэттис. – Прости меня.

Джейме замирает. Его взгляд мечется между ними.

– Прости меня, – Мэттис задыхается на каждом слове и начинает плакать. – Неужели ты меня не простишь?

Будь она сильнее, не будь она все еще наполовину отделена от собственного тела, она спросила бы его за что. За что он извиняется? За что она должна простить его? Мэттис никогда не проявлял к ней доброты, но его жестокость была терпимой по сравнению с выходками Джейме. Механической и бездумной, словно трюк, который собака выполняет, чтобы угодить хозяину. Легко вынести, легко проглотить.

Просто выживи, твердила она себе годами. Просто вытерпи.

Но ей надоело терпеть, точно так же как Уэсу. Она не в силах выдавить из себя хоть какое-то утешение, какое-то прощение. В этом состоянии призрачной отрешенности все, о чем она способна думать, – как ткнуть большим пальцем в его рану, погрузить в нее палец до сустава, достать до желтоватого бугорка кости под измочаленной мышцей. Ей хочется причинить ему хотя бы толику боли, какую он причинил ей. Хочется, чтобы Джейме увидел, до чего он ее довел.

– Мэгги… – скулит он. – Пожалуйста…

Джейме накидывается на нее:

– Скажи что-нибудь!

Но что хорошего ей принесет обращенное против него лезвие ее гнева? Вода капает с потолка пещеры, плюхается тяжело, как камни, в поднимающиеся приливные воды. Волосы Мэттиса и юбки Маргарет колышутся вокруг них, растекаются в воде, как кровь.

– Все с тобой будет хорошо, – говорит она и кладет свободную руку поверх его руки. – Ты в порядке.

В такой позе их и застают прибывшие медики «Скорой» – его холодеющая рука в ее ладонях.

* * *

Дождь стучит по крыше дома миссис Рефорд – скрипучих комнатушек над «Слепым лисом». Маргарет сидит за шатким столом, занимающим половину жаркой от духовки кухни, и, обхватив голову обеими ладонями, прислушивается к слабым раскатам смеха, долетающим наверх сквозь половицы.

Ей никак не удается унять дрожь, несмотря на все старания миссис Рефорд согреть ее. Едва притащив ее сюда чуть ли не волоком, миссис