«Держитесь подальше от иллюзий».

Это были его последние слова, обращенные к Офелии. Но что он имел в виду? Почему Арчибальд ничего не сказал ей прямо, а ограничился недомолвками?

Офелия еще яростнее принялась грызть перчатку. У нее было двадцать четыре часа. Двадцать четыре часа перед открытием съезда Семейных Штатов. Двадцать четыре часа перед тем, как прервется телепатическая связь с Арчибальдом. Через двадцать четыре часа наступит черед предъявленного ей самой ультиматума. Она смотрела на отчет, который лежал перед ней. Появится ли скоро в нем и ее имя?

Офелия поправила на носу очки. Когда она просила о собственном кабинете чтения, разве не хотела она, чтобы ее руки служили поиску истины? Итак, сейчас или никогда! Если у нее есть хоть малейший шанс узнать, кто этот искусный шантажист, использующий имя Бога, чтобы запугивать людей, она должна его найти.

– Три раза!

Офелия обернулась. Ее мать с громким топотом ворвалась в приемную.

– Пока я шла сюда из туалета, меня три раза чуть не арестовали жандармы! А тебе, конечно же, все равно! Уже поздно, – добавила она, взглянув на настенные часы. – Заканчивай скорее читать, дочь моя, и вернемся в отель.

– Мама, возвращайтесь без меня, – посоветовала Офелия. – Это так быстро не делается.

Мать направилась к ней, взметнув вихрь своими юбками, и остановилась, только подойдя к дочери вплотную.

– Мы обе прекрасно знаем: ты не способна сделать то, чего ждет от тебя этот странный господин Фарук. Не принимай эту комедию близко к сердцу. Играй по их правилам, пока не наступит день свадьбы, пусти им пыль в глаза, прочитай одну-две вещи, а потом я отвезу тебя домой.

Пускать пыль в глаза? Неуместней такого совета Офелия и представить себе не могла – тем более от женщины, всегда ей объяснявшей, как важно хорошо делать свою работу.

– Мама, пожалуйста, первый раз в жизни прошу вас: доверьтесь мне. Так надо.

– А это что за чепуха?

Мать склонилась над столиком, но Офелия поспешно убрала папку, опасаясь, что ей на глаза попадутся строки с угрозами.

– Совершенно конфиденциальные сведения, мама.

Мать не могла устоять на одном месте и устремилась к двери, за которой находилась спальня Арчибальда.

– Здесь происходит твое чтение?

– Нет, мама, не трогайте эту…

Офелия не услышала своих последних слов. Едва пальцы матери коснулись ручки двери, как тревожно завыла сирена и печать на двери побагровела будто расплавленный металл. Это была самая оглушительная слуховая иллюзия в жизни Офелии. Она увидела, как мать заткнула уши и что-то ей кричит, но ни один звук не достигал ее слуха. Ей казалось, что в голове у нее гудит колокол.

В приемную тут же вбежали барон Мельхиор, управляющий Филибер и Хранитель печатей. Последний просеменил к двери, простым щелчком заставил печать замолчать и в заключение проверил, не покосился ли парик у него на голове.

– Вы не должны были открывать эту дверь, мадемуазель Главная семейная чтица, – проворковал он сладким голосом. – Наше совещание еще не закончилось. Почему вы не изучаете документы, как я предлагал вам, а?

– Может быть, мадемуазель Главная семейная чтица хочет поторопить меня с решением?

В приемную вошла Пасьенция с фарфоровым блюдечком в одной руке и изящной чашечкой в другой. Молодая женщина походила на лебедя своей длинной тонкой шеей, белым платьем и белокурыми с серебристым отливом волосами, шелковистыми, как оперение. Пасьенция была самой уравновешенной и рассудительной среди сестер. Выглядела она утомленной, хотя и пыталась это скрывать.

– Или, может быть, – продолжала она, сделав глоток чудо-кофе, – мадемуазель вице-рассказчица хочет решать за меня?

Офелия напряглась, услышав эти слова. «Мадемуазель вице-рассказчица»? Конечно, это могло быть совпадением, но именно так называл ее автор последнего анонимного письма.

– За нее решаю я, – вмешалась мать Офелии, выпятив внушительный бюст. – Я понимаю, вы потрясены несчастьем, которое на вас свалилось, но заставлять нас заниматься пустяками просто неприлично! Пойдем, дочь моя, пусть эти люди сами справляются со своими проблемами.

– Нет.

Офелия вынула из кармана платья носовой платок в горошек, высморкалась в него несколько раз, чтобы заложенный нос не помешал ей высказаться, и решительно подняла голову. В Оптическом театре она умела заставить себя слушать, и сейчас был самый подходящий случай воспользоваться этим опытом.

– Я слышала то, что вы обо мне сейчас говорили.

Хранитель печатей и барон Мельхиор смущенно переглянулись, а невозмутимая Пасьенция лишь сделала еще глоток чудо-кофе. Офелия сосредоточила все свое внимание на ней и указала на запечатанную дверь:

– Вы считаете меня ни на что не способной? Если в спальне есть хоть одна вещь, ставшая свидетельницей того, что произошло с вашим братом, я заставлю ее говорить. Вы называете меня амбициозной? Я – профессиональная чтица, а значит, соблюдаю профессиональную этику. Внутренние дела посольства не выйдут за его пределы. Я не уеду, пока не выполню то, ради чего приехала, но и без вашего согласия не стану ничего делать. Мадемуазель Пасьенция, велите сейчас же снять печать с двери. У меня есть только одни сутки, чтобы найти вашего брата. Сделайте это не для меня, а для него.

Мать Офелии, прижав руку к груди, изумленно смотрела на дочь. Однако ответить никто не успел: заскрипел паркет, и все головы повернулись ко входу в приемную. В позолоченной дверной раме появилась огромная фигура Торна.

Он стоял, тяжело переводя дыхание.

У Офелии застучало в висках, неизвестно отчего – то ли от внезапного облегчения, то ли, наоборот, от возросшего напряжения. Памятуя о том, что произошло между ними на крепостной стене, она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы ее голос предательски не задрожал, и приветливо обратилась к Торну:

– Вы появились как раз вовремя. Мы все вас ждали.

Но улыбка тут же сошла с ее губ. С плаща Торна ручьями текла вода, и камердинер Лунного Света, который шел позади, незаметно вытирал за ним лужицы. Глаза Торна сверкали, как молнии.

– Не разрешайте чтение, – приказал он Пасьенции. – Я беру расследование на себя. Что же до вас, – сказал он, повернувшись к Офелии, – вы освобождены от своих новых обязанностей. Немедленно возвращайтесь в отель.

Очки на носу Офелии побледнели. Не такой поддержки она ждала от Торна.

– Вы не можете требовать этого от меня.

Торн выпрямился перед Офелией, и она инстинктивно встала на цыпочки, храбро выдерживая его горящий взгляд.

– Конечно, могу. Я интендант и ваш будущий муж.

– Но я должна читать, хотите вы того или нет!