— Умберто? — Казалось, он был удивлен, увидев сына. — Сеньора! — Дон Рикардо смерил взглядом Анну, а потом и Умберто. — Мне нужно с тобой поговорить. Из Боливии есть новости от наших партнеров.

Анна отпустила руку Умберто.

— Тогда я не буду вам мешать.

— Но… — Умберто удивленно взглянул на нее.

— Тут уже недалеко, — ответила Анна, — у вас есть дела поважнее, чем сопровождать глупую пугливую женщину. Доброй ночи, сеньоры.

Она плотнее запахнула шаль и удалилась размеренным шагом. Позади нее не раздалось ни звука. Очевидно, мужчины молча смотрели ей вслед.

Донья Офелия облегченно вздохнула. Никто ее не увидел, ни дон Рикардо, ни ее сын Умберто, ни сеньора Вайнбреннер. На цыпочках она проскользнула по брусчатке из второго патио, в котором под коралловым деревом пила каждый день матэ. Бывали дни, когда донья Офелия вообще не покидала патио, дни, которые она проводила, наблюдая за медленным передвижением теней от рожковых деревьев. Сейчас же она сидела в кресле-качалке, как раньше, когда держала маленького Умберто на коленях. Она часто вспоминала о нежном черноволосом ребенке, который поначалу казался ей куклой.

Когда Умберто был еще маленьким, они существовали лишь друг для друга. Донья Офелия дарила ему свою любовь, и он тоже любил ее. Она одевала его в красивую одежду: темные штаны и белая рубашка, маленькая шляпа, обшитый серебром пояс… Позже мальчик хотел понравиться отцу, и тот тоже проявлял интерес к сыну. Но в первые годы дон Рикардо едва ли заботился об Умберто. Как и многие его друзья и деловые партнеры, он считал, что дети — это пустые сосуды, которые нужно наполнить. Именно матери предстояло внушить сыну уважение к отцу, и она сделала это. Донья Офелия научила Умберто чтить отца, а также внушила ему, что нет лучше женщины, чем родная мать.

Умберто не обращал внимания на других женщин, и донья Офелия чувствовала себя уверенно. И вдруг сын написал ей из Парижа, что влюбился. Офелии показалось, будто ей в сердце вонзили нож. Боль много дней горела в ее душе и оказалась такой сильной, что Офелия слегла. У нее начались мигрени, и ей пришлось об этом рассказать. Офелия заставила себя писать сыну радостное письмо. Она понимала, что женитьбы не избежать, но также знала, что любовь сына не продлится долго, потому что мать будет бороться за него.

Всю жизнь Умберто мог любить только свою мать. И Офелия позаботилась о том, чтобы он отдалился от Виктории, после того как они поселились на эстансии. Она проделала это искусно и без особого давления. При этом Офелия терпела, когда сын приводил домой женщин легкого поведения из Сальты.

«Но что, если он теперь влюбится в Анну Вайнбреннер? Умберто такой непостоянный! Он хороший мальчик!» Она должна была его защитить. Донья Офелия всегда наказывала шлюх, которые хотели только денег. Она всегда защищала сына, как львица. Умберто был единственным, кого она любила.

Донья Офелия сцепила пальцы и впилась ногтями в кожу, чтобы преодолеть боль, которая бушевала у нее внутри. Она еще никогда не чувствовала такой боли. Офелии до смерти надоело вести одни и те же сражения.

Глава четвертая

— Нет? Ты говоришь «нет»? Ты подумала, Анна? Ты хорошо подумала над тем, что я тебе сказал?

— Я подумала об этом.

Анна отвернулась. Она не могла сейчас смотреть на Юлиуса. Боль на его лице разрывала ее сердце на части. Глубоко вздохнув, Анна отошла еще на несколько шагов, чтобы увеличить расстояние между ними. Она постаралась собраться с силами. Она постаралась не прислушиваться к своему сердцу — оно бешено билось в груди, — потому что знала, что так будет лучше.

Они с Юлиусом подружились, и это уже казалось чудом. Но между ними лежала пропасть. Он жил в своем мире, она — в своем. Девушка представляла его детство в окружении слуг и домашних учителей, таких, как она видела у Бетге. В дом приходили персональные портные, чтобы подогнать одежду. Если Юлиус женится на ней, то когда-нибудь все равно станет несчастным, это Анна знала. Когда-нибудь он осознáет, что совершил ошибку. Вокруг столько девушек, которые могут дать ему намного больше. Может быть, Юлиусу потребуется на это время, но он все равно ее забудет. Анна знала, что должна принять это решение ради него. У нее не было выбора.

Анна подавила стон. Она обязательно уедет в ближайшие дни, вернется назад, к Марлене. Ей давно следовало так поступить, еще до того, как все это произошло, еще до того, как ее бдительность усыпило безмятежное существование на Санта-Селии. Она вернется с пустыми руками, если не произойдет чудо. Думая об этом, Анна испытывала угрызения совести.

Эта мысль возникла у нее внезапно и отозвалась болью. Она отправилась в путь, чтобы отвоевать для своей семьи лучшую жизнь. Но этого ей сделать не удалось, а теперь было поздно. Виктория не станет оказывать ей помощь, на которую она так надеялась. Анна не видела смысла просить ее о чем-то. Все кончено. С трудом сдерживая слезы, девушка вздохнула.

— Что ты теперь будешь делать?

Она подняла голову и взглянула на Юлиуса — она ведь не могла вечно избегать его взгляда. Лицо молодого человека в тот же миг помрачнело. «Какая тебе разница?» — Она почти услышала эти слова, хотя Юлиус ничего не ответил. Он оперся одной рукой на стол.

— Я уеду. Дела не ждут, ты же сама понимаешь.

Показалось ей это или его голос внезапно стал холодным? «Я приняла правильное решение, — подумала Анна. — Если бы я была его женой и услышала этот тон, то непременно поняла бы, что он жалеет, что женился на мне. Понял ли он, что сейчас это лучший выход для нас обоих?» Другое решение привело бы их к несчастью. Обо всем остальном не имело смысла думать.

Анна хотела увидеть на лице Юлиуса подтверждение того, что он все понимает, что он одобряет ее решение. В столовой повисло молчание, которое нарушало лишь жужжание мух, да иногда со двора долетали привычные звуки.

— Ты тоже наверняка скоро уедешь в Буэнос-Айрес? — наконец произнес Юлиус.

Его голос звучал бесстрастно, ни одной теплой нотки, которые так нравились Анне.

Она кивнула. Девушка не могла говорить. Если бы она произнесла хоть слово, то непременно расплакалась бы.

Рано утром, еще до завтрака, Юлиус уехал, чтобы, как он выразился, преодолеть путь до наступления полуденной жары. Но Анна понимала, что это она прогнала его.

Общий завтрак с семьей Сантос, как и в предыдущие дни, проходил в молчании. Потом Виктория отправилась к детям, а Анна пошла в свою комнату. Когда она проходила мимо бывшей комнаты Юлиуса, то заметила, что дверь распахнута. Не осознавая до конца, что делает, Анна проскользнула внутрь и огляделась.

Судя по всему, Юлиус торопился. После его отъезда еще никто не успел убраться в его комнате. Постель была в беспорядке, так ее, очевидно, Юлиус оставил утром. Он провел неспокойную ночь. На прикроватном столике стояли стакан с водой и графин. Дверцы шкафа были распахнуты. На двери все еще висел халат, который дали гостю Сантосы. Анна зарылась носом в ткань. Запах Юлиуса напомнил ей о прекрасных днях, о смехе и об играх. Прошло некоторое время, прежде чем она смогла оторваться от него. Анна прислушивалась, стараясь уловить шаги служанки, которая вскоре должна была прийти и прибрать в комнате, но пока что было тихо.