– Про путешествия я не люблю, – строптиво заявилосероглазое дитя, – а про Робинзона Крузо я уже читала. Про любовьинтереснее.

– Ладно, Котенок, я уехал, а ты садись за уроки. Нескучай.

Он вернулся на работу и снова окунулся в ежедневную текучку,а в восемь вечера отправился к Наталье Досюковой. Ему хотелось до концапрояснить вопрос со странной манерой ее осужденного мужа держать сигаретукончиками двух пальцев.

Наталья выглядела расстроенной и подавленной, но оченьстаралась не показывать этого.

– Видеофильмы? – удивленно спросила она. –Конечно, есть. Когда мы с Женей ездили отдыхать, он всегда брал камеру. А чтовы хотите увидеть в этих фильмах?

– Не знаю, – признался Стасов. – Но выпоручили мне работу, и я должен искать самые невероятные пути, чтобы еевыполнить. Обычным путем у меня что-то не очень получается.

– Что вы имеете в виду?

– Я не могу обнаружить никаких признаков подкупасвидетелей или их недобросовестности. Приходится фантазировать, изобретать. Понимаете?

– Не очень, но вам виднее. Вы хотите прямо сейчаспосмотреть фильмы?

– Если вы не возражаете. Я мог бы попросить их у вас ипосмотреть дома, но мне придется задавать вам вопросы о тех людях, которыепопали в кадр. Может быть, мне удастся что-нибудь нащупать.

– Хорошо, – вздохнула Наталья, но Стасов видел,что энтузиазма его предложение не вызвало.

Они уселись перед телевизором и стали просматривать пленки.

– Это мы в Испании, – комментировалаНаталья. – Это на пляже, а это бассейн в нашей гостинице. Это мы вечеромходили пить кофе на набережную…

Стасов оценил вкус Евгения Досюкова – гостиница была издорогих, построенная с умом и с заботой об отдыхающих. Он с интересомрассматривал Досюкова, отмечая жесткое неулыбчивое лицо, резкие движения,холодный взгляд. Вот он сидит в кафе, на нем шорты и простая белая майка,подчеркивающая коричневый загар. Пьет что-то из высокого стакана, в рукесигарета, зажатая между фалангами указательного и среднего пальцев. Вот ещесцена, на которой Досюков курит, и снова сигарету он держит совсем не так, какописывал свидетель Пригарин. Странно. Что же получается, на людях у него одниманеры, а когда никто не видит – другие? И такое бывает.

– Наталья Михайловна, какие сигареты обычно курил вашмуж?

– «Кэмел». Ничего другого он не признавал.

– Сколько времени вы знакомы?

– До ареста было четыре года. Сейчас уже пять.

– И все это время он курил только «Кэмел»?

– Да. А в чем, собственно, дело?

– Он вам никогда не рассказывал, что было время, когдаон курил сигареты без фильтра?

– Нет, – покачала головой Досюкова. – Такогоне было. То есть он не рассказывал. А было или нет, не знаю.

– Еще вопрос, Наталья Михайловна. Он может показатьсявам странным и даже оскорбительным, но я прошу вас не обижаться и ответить.

– Конечно, спрашивайте.

– Арест вашего мужа в связи с убийством БорисаКрасавчикова был его первым столкновением с милицией? Или ему приходилось ираньше подвергаться задержаниям и арестам? Может быть, в юности, когда он ещебыл несовершеннолетним?

– Нет… – Она растерянно посмотрела на Стасова. –То есть… я не знаю… Он не рассказывал. А почему вы про это спрашиваете?

– На всякий случай, вдруг пригодится. Если я провожурасследование в интересах вашего мужа, то должен знать о нем как можно больше.

Стасов не смог бы объяснить в тот момент, почему он не сталрассказывать Наталье о показаниях Владимира Петровича Пригарина. Не стал, ивсе.

Теперь на экране телевизора появился Биг Бен и зданиеанглийского парламента. Досюков и Наталья гуляли по Лондону. Рядом с нимиСтасов увидел еще одну пару явно российского происхождения.

– Это ваши знакомые? – спросил он.

– Это Борис, – тихо ответила Наталья. – БорисКрасавчиков и его девушка. Мы тогда вместе ездили, как раз на майские праздники.

– Ваш муж был дружен с Борисом?

– Не то чтобы… Просто хорошие приятели.

Потом они смотрели видеозаписи, сделанные в Париже,Амстердаме, Брюсселе, Майами. Ничего не бросилось Стасову в глаза. Но сигаретуна всех кадрах Евгений Досюков держал одинаково – между указательным и среднимпальцами.

* * *

Настя вместе с Коротковым моталась по Москве в поискахмедицинских карт Людмилы Исиченко и Леонида Параскевича, попутно выясняя кругих знакомых. В первую очередь они навестили друзей Параскевича, у которых онбыл в гостях в день гибели. Это были супруги, знакомые с Параскевичем еще суниверситетских времен.

– Вспомните, пожалуйста, как можно подробнее тотвечер, – попросил Коротков.

– Но нас уже допрашивали, и не один раз, –недоумевали супруги. – Мы все рассказали.

Это было правдой. Их действительно несколько раз допрашивалОльшанский, пытаясь выяснить, не упоминал ли Параскевич, что его кто-топреследует, угрожает ему или, может быть, вымогает у него деньги. Те допросыпреследовали вполне определенную цель – получить информацию, позволяющуюпролить свет на причину убийства и личность преступника. Теперь же задачастояла совсем иная, но в интересах чистоты эксперимента нельзя было говорить,какая именно, чтобы не подталкивать людей в определенном направлении.

– И все-таки нам придется побеседовать еще раз. Начнемс самого начала. Леонид приехал неожиданно или договаривался с вами заранее?

– За день или за два примерно.

– Для визита была определенная причина, или он простоприехал повидаться с друзьями?

– Нет, никакой специальной причины не было. Он позвонили сказал, что, мол, это просто свинство, что мы так редко видимся, старуюдружбу надо беречь и все такое.

– А с его женой вы знакомы?

– Да, конечно, мы же все на одном курсе учились.

– Леонид вам объяснил, почему он приехал без нее?

– Нет. Мы, правда, спросили, где Света, а он как-тоотмахнулся, и мы подумали, что они, наверное, поссорились, потому он и пришелодин.

– В каком он был настроении?

– Знаете, в странном каком-то. Вроде бы чем-товзбудоражен, взволнован и в то же время ко всему безразличен. Вроде как думаето чем-то своем, и это что-то его сильно волнует и беспокоит, а до всегоостального дела нет.

– Пример можете привести?

– Пример? Ну, пожалуй… Мы стали говорить о егопоследней книге, его всегда очень интересовало чужое мнение. Леня был из техредких людей, которые не воспринимают критику болезненно. Наоборот, он всегдадотошно выспрашивал, что не понравилось в его книгах, вроде как учился насобственных ошибках. Он говорил, что замечания – это не критика, а пожеланиячитателей, а желание покупателя – закон для продавца. Какой смысл производитьтовар, который не нравится покупателю? Ну вот, а в тот раз мы заговорили оновой книге, а он словно не реагирует, не слышит. Весь в себя ушел и как будтоотключился. Мы, честно говоря, подумали, что он со Светой поссорился ипереживает. Но допытываться не стали.