по парку, пока я не напомнила ей, что на войне ее стрелы вонзятся в живую плоть, а отнюдь не в безобидный намалеванный кружок. Ее радость мгновенно испарилась.

Мне и самой не нравилась мысль о том, что снова придется убивать людей, как нам с Люсифером уже дважды приходилось делать. Быстро прогнав эти мысли, я вместо этого порадовалась прямой, почти величественной осанке Тессы, которая при стрельбе из лука определенно давала ей преимущество. Ее многочисленные уроки танцев, казалось, тоже не прошли даром. Когда я тренировала с ней защиту, она плавно уклонялась от моего меча. Сама брать в руки меч она наотрез отказалась – но мне, по крайней мере, удалось обучить ее нескольким приемам с использованием ножей. В целом мы с ней добились вполне осязаемых успехов.

Мать уже предупредила важнейших чиновников о неизбежном приближении войны, и поэтому с рудников в Ауруме, где добывали не только золото, но и железную руду, в Тонду регулярно шли подводы с новеньким выкованным оружием. Однажды я украдкой заглянула в одну из таких подвод. Полированные мечи, кинжалы, копья и щиты сияли на солнце, словно жидкое серебро. Как бы, однако, ни были соблазнительны эти новейшие образцы, я решила сохранить верность своему простому кинжалу и мечу с инкрустированной рубинами рукоятью.

В некоторые из дней я была столь занята, что у меня не было времени думать о возможной скорой смерти Люсифера. Если и выдавалась свободная минутка, я немедленно гнала эту мысль из головы. После ужина я обычно в изнеможении падала в постель и почти сразу засыпала.

В этот вечер, однако, все пошло не так. По пути в мою комнату один из королевских гонцов вручил мне письмо.

Я никогда еще не получала писем. Неужели что-то случилось в Сатандре?

Опустившись на кровать, я при свете свечи повнимательней взглянула на врученный мне лист пергамента. На нем не был указан отправитель; лишь мое имя было написано аккуратным изогнутым шрифтом. Нет, это письмо послал мне определенно не Люсифер. Но кто же тогда?

Существовал лишь один способ выяснить это. Я сломала печать, на которой также не было никакой информации об отправителе, разгладила пергамент – и оцепенела.

В письме было всего одно предложение:

Вам осталось три дня.

А.

* * *

Мне сразу стало ясно, от кого пришло письмо.

Три дня! Как мало времени!..

Что ж, по крайней мере, Аван не просто собирается внезапно напасть на нас. Видимо, где-то глубоко в душе его все еще оставалась малая толика чести.

Я бегом рванула вниз по лестнице – и без стука ворвалась в покои матери. Та сидела в своем кабинете за большим столом, в несколько слоев покрытым пергаментами, перьями и толстыми фолиантами.

Она растерянно и в то же время строго посмотрела на меня. Не говоря ни слова, я сунула ей под нос письмо. Прочитав одну-единственную строку, мать подняла голову – и отразившееся на ее лице беспокойство было куда хуже той бесстрастной маски, которую она обычно надевала, чтобы скрыть свои чувства.

– Аван…

Опять это единственное слово!

Не произнеся ничего больше, она вылетела из комнаты.

Поспать в эту ночь мне не удалось. Я рассказала о письме Авана также Леандеру и Тессе, и новость эта разлетелась по всему дворцу со скоростью лесного пожара. Повинуясь приказу матери, я помогла нескольким солдатам нарисовать плакаты, а затем расклеить их по всей Тонде. Назавтра во дворце трубился общий сбор. Все жители столицы были приглашены, и моя мать собиралась произнести речь, дабы сообщить горожанам, как мало времени у нас оставалось на подготовку.

Она также разослала почтовых голубей градоначальникам других крупных городов Лунарии, прося их как можно скорее посетить Белый дворец. Немедленное уведомление было отправлено и Фрейе.

Во дворце царила совершенная суматоха. В эту ночь никто не сомкнул глаз. Солдаты то уходили в город, то возвращались; служанки и поварихи сновали по коридорам, перешептываясь и распространяя слухи один нелепее другого.

Когда наконец наступил рассвет, первые жители Тонды уже стояли у ворот дворца. Мать отправила меня назад в мою комнату, где Мадлен вымыла и приодела меня, а также заплела и заколола мне волосы. На завтрак я явилась в белоснежном шелковом платье. Пока я ела, мать наконец рассказала о создавшейся ситуации всем обитателям дворца, не оставляя более места для слухов.

Через три дня начнется война. Мы к ней не готовы. У нас слишком мало оружия. Слишком мало солдат.

Слишком мало надежды.

После завтрака дворцовые ворота открылись, и жители Тонды устремились в огромный зал, обрамленный могучими колоннами. Королева, вся закутанная в белый шелк, стояла на возвышении. Леандер, Тесса и я оставались на заднем плане вместе с министрами нашей матери и наиболее высокопоставленными офицерами ее армии.

Когда поток людей иссяк, ворота зала закрылись. Люди шептались и шушукались; на их лицах читалось беспокойство. Надо сказать, беспокоились они не зря.

Я впервые увидела, как в одном-единственном зале нашего дворца собралось столько народу. Люди в обычной одежде выглядели здесь совершенно неуместными; им и самим было не по себе.

Мать подняла руку; ропот сразу стих. Горожане широко раскрытыми глазами смотрели на свою королеву.

– Жители Тонды! – начала она, и ее голос разрезал напряженную тишину. – Мы все собрались здесь сегодня, потому что мне нужно сообщить вам нечто очень важное. Как вы все наверняка слышали, мою дочь Тамару несколько недель назад похитили.

Взмахнув рукой, она жестом пригласила меня присоединиться к ней на возвышении. Я подчинилась ее приказу. В то время как все жители города с любопытством смотрели на меня, колени мои задрожали. Я ненавидела оказываться в центре внимания – и почувствовала, как неудержимо краснею.

– Несколько дней назад Тамара вернулась во дворец, – продолжила тем временем Сайя, – и сообщила, что была взята в заложницы монархом Трансаки королем Сильваном. С помощью друзей ей удалось сбежать. Разгневавшись, что сорваны его коварные планы, король Сильван объявил нам войну. У нас есть еще три дня, чтобы встретить его армию во всеоружии.

В толпе раздались испуганные крики и взволнованные голоса. Несколько групп заспорили между собой.

– Почему мы узнаем об этом только сейчас? – возмущенно крикнула женщина в синем шерстяном платье.

– Неужели нам всем придется сражаться на этой войне? – спросил толстый мужчина.

– У нас вообще есть шанс выстоять против Трансаки? – выкрикнула какая-то красноносая тетка.

Новые и новые выкрики. Людям хотелось получить ответы; вопросов становилось все больше и больше.

– Тихо! – подняла руку мать. Ей даже не пришлось повышать голос; в конце концов, люди неохотно замолчали. – Я знаю, что предупредила вас слишком поздно, но мы и сами получили сообщение о предстоящей войне лишь вчера вечером. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы выслушали мою дочь Тамару. Она ответит на все ваши вопросы.

Что? Что-о-о?..

Мы так не договаривались! Я не могу! Я никогда раньше не выступала с речью и понятия не имею, что говорить! Я совершенно не готова!

В поисках помощи я умоляюще посмотрела на мать – но та лишь кивнула мне и отошла назад. Люди смотрели на меня, ожидая, что я им скажу. Прошли несколько долгих секунд; я стояла на возвышении с налившимся кровью лицом и не могла выдавить ни звука. Я прочистила горло. Никогда раньше я не чувствовала себя столь маленькой и беззащитной.

– Да говори же! – потребовал какой-то мужчина, стоявший в одном из задних рядов.

Неуверенно кивнув, я наконец отбросила, насколько смогла, свою скованность. Внезапно я поняла, что скажу жителям столицы.

Я расскажу им правду. Эти люди ее заслужили.

Глубоко вздохнув, я открыла рот.

– Я не принцесса, – заявила я. – По крайней мере, я не являюсь одной из тех принцесс, какими их обычно представляют себе люди. Я воительница. Я всегда была воительницей и всегда ей буду.

Я сделала паузу. Никто ничего не говорил. Люди лишь недоуменно хмурились.

– Однажды прошлой осенью я отправилась на охоту, – продолжила я. – Мой план состоял в том, чтобы убить