часы, а не тренироваться весь день или тренировать остальных – но такой возможности мне не предоставили.

Время летело слишком быстро, хотя и дни мои становились все длиннее и длиннее. До самой поздней ночи я либо дралась на плацу, либо сидела в библиотеке, листая толстые фолианты с описаниями различных военных стратегий. По ночам я почти не спала, а если мне и удавалось смежить веки, меня мучили кошмары.

Накануне великой битвы мы ранним утром получили новое письмо от Авана, на этот раз адресованное моей матери. Король Трансаки писал, что на следующий день, когда солнце будет стоять в зените, он разместит свои войска на границе трех стран. Знал ли он, что мы заключили союз с Сатандрой, или выбрал это место по военным соображениям, оставалось для нас загадкой.

Если мы не выставим войска для решающего сражения, он намеревался напасть на Лунарию и разграбить Тонду. Что ж, как я и ожидала. Этого, однако, не произойдет. Мы победим Трансаки в бою, даже если для этого придется пожертвовать собою.

У меня перехватило горло. «Да, каждому из нас придется чем-то пожертвовать», – подумала я. Некоторым больше, нежели другим.

Время решающей битвы наконец пришло. Настал час расплаты.

В ночь перед битвой я все равно не могла заснуть, поэтому встала еще до рассвета. Зачесав волосы, я собрала их в простой конский хвост, а затем оделась. Обычные кожаные бриджи для верховой езды, темная туника и удобные сапоги недостаточно защищали мое тело, но в такой одежде мне было намного удобнее. Я никогда не носила рыцарских доспехов – и поэтому предпочла и на этот раз обойтись без них.

Вместо этого я прикрепила к запястьям две прочные кожаные манжеты. Они защищали предплечья на случай, если придется отразить удар рукой, а еще в них было удобно прятать кинжалы. Плечи и голени я защитила подвижными металлическими пластинами. Я решила обойтись без нагрудника[10], чтобы не терять легкости движений – на случай, если придется, например, перекувырнуться. Вокруг правого бедра я обвязала оружейный пояс, в котором находились два блестящих ножа, простой кинжал и короткий меч. На ремень, обернутый вокруг талии, я нацепила два ножа и три метательные звезды.

Наверное, было несправедливо, что у меня одной имелось столько оружия, но я и так уже отдала некоторые из своих ножей жителям Тонды. К тому же я лучше обращалась с оружием, нежели обычные горожане, и не сомневалась, что мне пригодятся и ножи, и метательные звезды.

Наконец я вложила в ножны на бедре и свой только что отполированный, инкрустированный рубинами меч. Я долго думала, стоит ли взять и лук со стрелами – ведь это было мое любимое оружие. «В этой войне мне, однако, скорее понадобится оружие для ближнего боя, – подумала я, – а еще лук будет очень мешать во время схватки на мечах». Погладив гладкую деревянную рукоять лука, я вышла из комнаты.

Не взять с собою лук было первой большой ошибкой, которую я совершила в этот ужасный день.

По дороге на кухню я встретила Мадлен. Не говоря ни слова, она бросилась мне на шею.

– Ты ведь вернешься, правда? – задыхаясь, прошептала она. – Ты ведь вернешься?

Это было больше мольбой, нежели вопросом. Я только кивнула, не в силах произнести ни слова, и, прежде чем спуститься на кухню, в последний раз посмотрела в веснушчатое лицо моей камеристки.

Грета приготовила мне невероятно большую порцию яичницы с беконом, прежде чем заключить меня в крепкие объятия.

– Ты справишься, – пробормотала она, грустно улыбаясь. Я навсегда запомнила ее лицо в этот момент, ее выпуклый нос, всегда чуть искривленный рот и маленькие карие глаза. Она не только прекрасно готовила, но и была настоящей частью моей семьи.

Когда я закончила трапезу, долговязый поваренок Мартин тоже пожелал мне удачи. Меня тронуло, что они беспокоились обо мне, хотя за свою шкуру я не боялась. Умереть сегодня предстояло не мне.

Помахав Мартину и Грете на прощание, я вышла за дверь. В лицо мне ударила струя душного воздуха. На улице было влажно и очень тепло, почти жарко, но восходящее солнце скрывали серые грозовые тучи, зловеще нависавшие над Лунарией. Худшей погоды для битвы и представить себе было нельзя. Влажность ударит по моей выносливости, а если пойдет дождь, то и земля станет скользкой.

Впрочем, все это было еще не так плохо. Куда хуже оказалось отсутствие солнца. При спрятавшемся за тучи солнце матери не удастся ни слиться со светом, ни использовать солнечные лучи в качестве оружия, как это однажды сделала одна из ее предшественниц в одной из предыдущих войн. Кроме того, без солнца не будет и теней, так что и Люсифер не сможет использовать свой дар.

Я с удовольствием прокляла бы погоду, но вместо этого заставила себя спокойным шагом направиться в конюшню. Что ж, мне стоило заранее предположить, что пророчество поставит на моем пути дополнительные препятствия. Что-то подсказывало мне, что темные тучи рассеются не скоро.

Я доехала до утесов Сатандры раньше обычного, но силуэт Люсифера уже виднелся на каменном плато. Спешившись, я поспешила к нему.

Люсифер обернулся. Его лицо было жестким и неподвижным, словно маска. На нем нельзя было прочесть ничего, совсем как на лице моей матери.

Не говоря ни слова, я обняла его за шею и уткнулась лицом ему в плечо. Он обнял меня в ответ и нежно прижал к себе. Его чудесный свежий аромат океана, леса и свободы защекотал мне ноздри, и я глубоко вдохнула его.

Я буду очень по нему скучать. Как мне будет его не хватать!..

Так мы стояли долго-долго. Наконец Люсифер мягко отстранился. Теперь лицо его больше не было невозмутимой маской. На нем читалось множество чувств. Сожаление, печаль – и любовь.

– Я буду осторожен, – тихо прошептал он. – Обещаю.

– Не давай обещаний, которых не сможешь выполнить, – чуть покачав головой, с горечью ответила я.

Некоторое время мы просто стояли друг против друга. Я взглянула в черные блестящие глаза Люсифера и в последний раз нырнула в их бархатистую тьму. Она уже казалась мне более знакомой, нежели сияющий свет материнских глаз. Во мраке вспыхнули алые искры.

– Я люблю тебя.

Люсифер провел по моей щеке своей теплой рукой. Я прижалась к ней и сглотнула, но комок в горле не исчез. Как бы мне хотелось ответить на его слова!.. Но я не могла произнести ни звука.

Из моих глаз потекли слезы. Несколько дней я подавляла в себе желание заплакать, но теперь не стала больше сдерживаться. Люсиферу было позволено увидеть, как я плачу. Я не стыдилась своих чувств. Он знал меня лучше, чем кто-либо другой, и именно поэтому мне будет так трудно смириться с его потерей.

Ласково погладив меня по щеке большим пальцем руки, Люсифер вытер мне слезы, а затем наклонился вперед и очень осторожно и нежно прикоснулся к моим губам – словно я была хрупкой и драгоценной вещью, которая вот-вот сломается. И действительно, его смерть грозила меня сломать.

Его рот слегка коснулся моего. Я в последний раз попробовала на вкус его губы и увидела это алое мерцание в его глазах. Почему все это так походило на прощание, хотя нам полагалось бы еще жить и жить?

Из груди моей вырвался отчаянный всхлип. Люсифер оторвался от моих губ и снова притянул меня к себе. Без его сильных рук я, вероятно, упала бы на землю и просто лежала бы там без движения. Теперь же я прижалась к нему и безудержно рыдала у него на плече.

– Мы будем сражаться, – сказал он в какой-то момент; голос его звучал твердо и в то же время был исполнен неизбывной печали. – Мы будем сражаться до самого конца.

Я смогла лишь кивнуть – и уцепилась за последнюю искорку надежды, зажженную во мне его словами.

Мы будем сражаться.

Я всегда сражалась и всегда буду сражаться. Это было единственное, на что я годилась. Сражаться до самого конца. Именно для сражений я и родилась.

И я опять буду сражаться сегодня. Я буду биться за себя, за Лунарию, за Люсифера.

Я никогда не сдамся без боя.

Я люблю