Посылка, доставленная мне в Институт сывороток, была отправлена по неверному адресу. Мертвую собаку из Гренландии нужно было проверить на бешенство, но этим занимался Ветеринарный институт на Линдхольме. Сотрудники этого учреждения исследовали опасные инфекции у животных, в частности рабивирус у гренландских ездовых собак, мы же проводили диагностику заболеваний исключительно у людей. Я запаковал обратно жуткую посылку и переслал нашим коллегам-ветеринарам на остров Линдхольм неподалеку от города Кальвехэве в Южной Зеландии.

Линдхольм, или «островок с липами» (дат. lind – «липа», holm – «островок»), – это небольшой остров в бухте Стайе между Зеландией и островом Мен. На нем расположилась огромная лаборатория высокого уровня безопасности, здесь исследовали опасные и крайне заразные вирусы животных. Когда в 1926 году была основана эта Государственная ветеринарная исследовательская станция, в Дании был широко распространен ящур. Ученые искали место, незатронутое этой болезнью, чтобы исследовать ее и обнаружить пути заражения. Тогда посчитали, что на острове возможно будет проводить необходимые исследования без риска заразить поголовье скота, обитающее вокруг. В 1938 году на Линдхольме была разработана вакцина, которая раз и навсегда избавила Данию от ящура. В результате он остался только на острове. По иронии судьбы в 1966 году в этой лаборатории действительно удалось обнаружить, каким образом происходит заражение инфекцией. Оказалось, что возбудитель заболевания передается воздушно-капельным путем, так что предосторожности в виде расположения лаборатории на острове оказались абсолютно бесполезны. Это выяснилось, когда вслед за сильным ветром со стороны Линдхольма началась внезапная вспышка ящура на Зеландии. Произошла утечка вируса из лаборатории и его дальнейшее распространение с ветром.

Я загорелся желанием увидеть, каким образом исследуют и диагностируют бешенство в этой лаборатории, и написал моим коллегам вирусологам-ветеринарам с просьбой пригласить меня к ним. Я отправился на юг в Кальвехэве, а затем сел на паром под названием «Вирус», который связывал материк с Линдхольмом. Погода стояла отличная. Мы потихоньку приближались к точке назначения, я разглядел вдалеке симпатичные белые здания и высокую трубу. Трупы подопытных животных сжигали в огромной печи из соображений безопасности, ни одно из них не должно было попасть за пределы острова. Меня встретил комендант и проводил в помещение для переодевания, где для меня уже подготовили белый комплект хлопчатобумажной одежды, трусы, носки и сабо. Все это мне идеально подошло, и я поинтересовался у коменданта, как ему удалось так точно угадать, что одежда будет мне впору. Он объяснил, что, увидев меня в бинокль, тут же прикинул мой размер. А затем добавил, что ему любопытно таким образом тренировать свой глазомер. Что ж, странное хобби, но впечатляет.

Я встретился с несколькими учеными-вирусологами, которые рассказали о своих проектах, продемонстрировали фантастические условия, созданные на острове, и показали особых, абсолютно чистых от инфекций поросят, предназначенных для научных исследований. Сами лабораторные помещения были очень похожи на те, в которых мы работали в Институте сывороток в Копенгагене. Мы побеседовали о вирусной диагностике в целом и о выявлении бешенства в частности. Вполне логично, но в то же время забавно, что мы параллельно изобрели примерно одни и те же новые, современные генетические тесты для обнаружения рабивируса в слюне, мозговой жидкости и в кожных биоптатах. Только мы разрабатывали тесты для людей, а наши коллеги с Линдхольма – для животных. Мы обсудили важную проблему, которая заключается в том, что рабивирус представлен целой группой вариантов и типов, кроме того, этот патоген сложно выделить в образце, взятом для анализа. И мы, и ветеринары считали целесообразным одновременное применение нескольких генетических тестов разного типа. Подумали над совместной разработкой новых методов диагностики. А также пришли к выводу, что стоит брать несколько последовательных образцов тканевых жидкостей у инфицированных людей и животных для более точной постановки диагноза. Мы пообедали в столовой, которая немного старомодно была разделена на две части: одна для лаборантов, вторая для научных сотрудников. И вдруг я осознал, что весь день мы бродили по лабораториям и специальным помещениям, предназначенным для содержания животных, и все они были связаны между собой и герметически изолированы от окружающей среды. Воздух там постоянно фильтровался, давление поддерживалось на более низком уровне, чем снаружи. И все эти меры строго соблюдались, чтобы избежать утечки вируса. В период расцвета в институте на Линдхольме работало 140 сотрудников. Однако впоследствии в связи с нехваткой финансирования численность персонала сократилась, и к 2009 году в лабораториях трудилось всего 79 человек. В 2018 году осталось 45 работников, включая обслуживающий персонал: уборщиков, техников, охранников и паромную бригаду. Конечно, это особое место работы, коллеги здесь как одна семья.

Рабивирус является примером инфекции, одинаково опасной как для людей, так и для животных. Классическое (или природное) бешенство не встречается в Западной Европе, однако нелегальный ввоз домашних животных из развивающихся стран представляет большую проблему именно из-за распространения вируса. Природное бешенство встречается в Гренландии в популяции полярных лис, которые нередко заражают ездовых собак, а от них, в свою очередь, возбудитель передается человеку. На остальной территории Датского королевства с 1971 года не было отмечено ни одного случая заболевания в популяции лис. Рабивирус у летучей мыши был впервые обнаружен в стране в 1985 году и встречается до сих пор. Насколько он распространен, точно неизвестно: такие исследования проводятся нерегулярно в силу нехватки ресурсов.

Вирус содержится в слюне инфицированных животных. Ее попадание в кровь жертвы через рану является наиболее опасным способом заражения. Это может быть как укус больной летучей мыши, так и собаки, зараженной классическим рабивирусом. Судя по всему, бешенство летучих мышей не передается человеку через «промежуточного хозяина» (например, овцу или корову). Но оба типа патогена чрезвычайно опасны для людей – при заражении и развитии воспаления мозга летальный исход предрешен в обоих случаях.

Инкубационный период может быть очень длительным. Недавно одна французская газета написала о мальчике, заболевшем бешенством спустя четыре месяца после того, как его укусила милая собачка на пляже во время каникул на Шри-Ланке. Его родные не придавали этому незначительному инциденту никакого значения до тех пор, пока у сына не начался энцефалит, от которого он умер. В некоторых случаях инкубационный период составляет год и даже больше. Риск заражения и длина этого периода зависят в том числе от того, какое количество вируса попало в организм, и от локализации укуса. Вирус медленно распространяется от места инфицирования, проникая в мышцы и нервные пути, после чего антитела теряют возможность воздействовать на патоген, который устремляется дальше – в мозг. Скорость проникновения составляет 5–10 сантиметров в сутки. В то же время инкубационный период может продолжаться всего несколько дней, если в слюне заразившего животного содержалось большое количество инфекционных клеток, укус достаточно сильный или его место находится очень близко к голове. У большинства больных инкубационный период длится в среднем от двух недель до трех месяцев. Из мозга рабивирус снова по нервам направляется к слюнным железам, где в большом количестве выделяется в слюну, готовясь к инфицированию новых организмов.