потерял всего одного бойца погибшим и четверых ранеными, один из которых позже скончался. 13 декабря в 00:30 торжествующие танкисты и десантники с триумфом вернулись в расположение части497.

В результате налетов Кричмана и Губаревича, у фон Шверина возникли проблемы с дисциплиной в туркестанских батальонах. 5 декабря сбежал один боец, 6 декабря – еще девять, 8 декабря – четверо. Помимо этого, в течение первых десяти дней декабря 16‑я мд потеряла три танка, 6 орудий, 14 станковых пулеметов и 11 автомашин. В степях советские интенданты собрали 50 ручных пулеметов и 746 немецких винтовок498.

К 12 декабря 28‑я армия насчитывала 44 000 солдат и офицеров, 40 танков, 700 орудий и минометов. 18 декабря армии был придан 51‑й отдельный тп.

Пребывание у Яшкуля начало утомлять советское командование. Положение дел на фронте в это время было не очевидно, Манштейн вел сражения по деблокаде Сталинграда, немецкий фронт в целом держался, и в штабе армии возникло ощущение, что может повториться история с трехмесячной осадой Хулхуты. Заместитель Герасименко генерал‑майор Тихомиров написал докладную записку своему начальнику: «стояние на одном месте у Яшкуля бесцельно. Надо что-то предпринимать: или переходить к обороне и отвести войска к Утте, или переходить в наступление, предварительно введя 248-ю сд в боевые порядки наступающих войск»499.

Предложения Тихомирова заключались в следующем: в течение двух-трех дней ввести 248-ю сд в боевые порядки севернее Яшкуля. Тылы в Хулхуте, Сянцике и Утте должны были охранять 52‑я и 159‑я осбр. Авиацию следовало перебросить из Астрахани на обустроенный немцами полевой аэродром в Утте. 34‑я гвсд должна была штурмом овладеть Олингом, а 248‑я сд зимовьями и курганами севернее и северо-восточнее Яшкуля. Южнее Астраханской дороги 152‑й осбр следовало занять развалины хурула и помочь 899‑му сп овладеть Ацха-Хартолга, а затем атаковать Яшкуль с востока. После этого 248‑я сд и 152‑я осбр совместными усилиями должны были взять Яшкуль, а 34‑я гвсд пройти от Олинга на дорогу Яшкуль – Элиста500. 

Эпизод у Сянцика

Фон Шверин решил повторить налет на отдаленные советские гарнизоны в районе Утты.

Операция вновь была поручена командиру 60‑го мп Александру Вялю. План атаки был следующим: сосредоточить ударную группу из двух батальонов (1/60 и I/156), смешанного артдивизиона, танкового батальона и саперов в ночь с 11 на 12 декабря в Яшкуле, начать марш в середине ночи, утром сосредоточиться на перекрестке 20 км юго-юго-восточнее Утты, после чего нанести удар. Фон Шверин на командирском танке собирался выехать на место в 10:00.

В 13:10 12 декабря 902‑й сп, расположившийся у Сянцика, обнаружил у себя над головой FW-189. «Рама» сделала круг и ушла на запад. Офицеры не обратили на нее особого внимания. Полк вышел из Хулхуты. Там его сменила 159‑я осбр Цыганкова. На ночь полк остановился у колодца Сянцик, в совершенно незащищенной плоской местности западнее Хулхуты. Учебный батальон расположился севернее дороги, а 1‑й, 2‑й и 3‑й батальоны южнее дороги, с запада на восток. Как отметил спустя несколько дней в своем приказе В. Герасименко, «902‑й сп не организовал круговой обороны, построив ее исключительно фронтом на запад, стыки между батальонами не были обеспечены пулеметами и артогнем. Противотанковая оборона также была организована только в одном направлении с учетом появления танков с запада»501. Немцы пришли, естественно, откуда их не ждали.

Вот как описывает этот день политрук роты 902‑го сп 248‑й сд Петр Илюшкин:

«…А мы все идем и идем, с трудом вытягивая ноги из чавкающей осенней жижи, поливаемые нудным ледяным дождем. И вот уже кто-то упал в эту мерзкую холодную грязь, заснув на ходу. Уставшие от бесконечного ночного перехода солдаты, эти безусые мальчишки, молча подымают товарища, и продолжают движение.

На этом огромном пространстве нет ни лесов, ни гор, ни каких-то других естественных укрытий. А есть лишь унылая калмыцкая степь, ровная, как стол, с небольшими песчаными бурунами да руслами полувысохших речушек.

Идем мы только ночами, с рассветом останавливаясь на дневной привал. В глухой, холодной, насквозь промокшей степи нас никто не ждет: нет здесь ни крыши над головой, ни даже пучка сухой соломы под боком.

После того, как протопаешь почти без отдыха – под дождем и пронизывающим ветром – часов пятнадцать, то в буквальном смысле валишься с ног от усталости. А тут – жесткий приказ: “Вырыть окопы полного профиля!”

И вместо вожделенного отдыха солдаты, вчерашние школьники, берут лопаты и долбят сырую промерзшую глину. Это так изнурительно, что у многих лопаты валятся из рук. Они падают в вырытую по колено яму и тут же засыпают. И никакой силой их невозможно растолкать и привести в чувство!

Вот и получилась эдакая слабинка: жалея солдата, офицеры как бы не замечали, что окопы вырыты не в рост, как положено. Залег солдат, не видно его снаружи – и хорош! Ведь это ж не постоянный огневой рубеж, как на фронте, и вечером полк двинется дальше, оставив только что вырытые траншеи. Тем более, что полк находится во втором эшелоне и двигается следом за наступающими частями – на расстоянии одного ночного перехода.

Однако именно эта жалость и обернулась для нас страшной трагедией.

В то серое холодное утро мы, как обычно, остановились на дневку. Солдаты вырыли мелкие окопчики и попадали в них спать – до подъема на обед.

А нас, политруков подразделений, вызвал к себе в укрытие (накрытую брезентом яму) начальник политотдела полка Шаренко.

Мы плотно набились в эту мокрую холодную яму, стараясь занять “спальные” места – поближе к задней стенке – в надежде незаметно “прикимарить” во время комиссарской агитбеседы.

Шаренко восседал перед нами на ящике из-под макарон, придвинув поближе нещадно коптящую керосиновую лампу. Осипшим, простуженным, монотонным голосом он начал свою обыденную “волынку”, наводящую на всех страшную дремоту:

– Здесь, в походно-боевой обстановке, мы должны не только не снизить, но наоборот, еще более усилить политическую и пропагандистскую работу в массах. И в этом плане я решил прочитать вам ряд лекций. Сегодня я расскажу о срыве союзными державами открытия второго фронта, что не позволило нам завершить разгром врага уже в этом, сорок втором году.

С этими многообещающими словами Иван Данилович надел свои старенькие очки и раскрыл толстенную потрепанную папку с конспектами политбесед. Заставив всех внутренне содрогнуться: “Ну, все, капут! Не видать нам отдыха, как своих ушей! Наши-то все спят уже…”.

Нежданное спасение пришло от политрука роты противотанковых ружей Карчевского, высокого красавца, умевшего “заговаривать зубы” не только полковым красоткам, но и, ежели придется, любому начальству.

– Товарищ