Если Гудини не удастся остановить паранормальные проявления – а на этот раз он и не пытался, – Марджери получит награду Мунна. В качестве последнего доказательства доктор Крэндон предложил Берду возможность «сеанса для одного участника». Он хотел оставить Марджери в темной комнате с иллюзионистом и позволить ему попытаться остановить ее. «Кто знает, быть может, нам удастся включить Гудини в перечень тех фокусников, которые стали спиритуалистами», – сказал он. Но в конце концов Рой решил, что Гудини, которого он считал отъявленным мошенником, мог сам сунуть пальцы ноги в устройство со звонком, чтобы тот не зазвонил. Доктор посчитал, что лучше пусть в комнате присутствуют и другие члены комиссии, чтобы наблюдать и за медиумом, и за Гудини. Итак, второй этап спиритических сеансов, на этот раз для всех членов комиссии, назначили на конец лета. Берд в разговоре с Роем выразил свою уверенность в том, что Марджери прекрасно справится: «Комиссия соберется в Бостоне в сентябре. Все замечательно».

После первых сеансов с Марджери Гарри Гудини и Орсон Мунн покинули Бостон на полуночном поезде. Подъезжая к Центральному вокзалу Нью-Йорка, издатель почувствовал, как меняется его настроение: в городе его ждало серое, душное и необычайно прозаическое июльское утро. Гудини, не выспавшийся, но бодрый, обсуждал с Мунном ситуацию с Марджери. По его словам, она была искусной притворщицей, и потребовался весь его опыт в разоблачении мошенников, чтобы понять ее методы. Выйдя с вокзала, мужчины разошлись в разные стороны, и Мунну подумалось, что сейчас они очутились на распутье в этом исследовании. Репутация его журнала, нерушимая вот уже два поколения его семьи, оказалась под угрозой. Завтра Мунну исполнялся сорок один год, и он был куда моложе вверенного ему журнала. Мунн обильно потел, его мутило. По дороге в «Уолдорф-Асторию» он прочел статью в «Таймс» о том, что гнетущая жара этим летом приводила к нарушениям поведения среди горожан. По оценкам полиции, сотни тысяч людей пытались укрыться от жары, даже в рабочее время приезжая на Кони-Айленд. Около пятидесяти тысяч оставались там на ночлег: точно солдаты измотанной долгим переходом армии, они падали спать прямо на берегу. Мунн думал о том, не вызвана ли эта чудовищная погода и общественные беспорядки предстоящим приближением Марса к Земле – в этом году он будет находиться ближе к нашей планете, чем за последние сто лет.

Орсон Мунн оказался в затруднительном положении: он уважал своего редактора, но его тревожили подозрения Гудини о том, что Берд обо всем рассказывает Крэндонам. В сентябрьском выпуске «В мире науки» должна была выйти новая статья о Марджери – положительный отзыв Берда о ее медиумических способностях. Если Берд будет превозносить Марджери как великого медиума, а главный эксперт Мунна потом разоблачит ее как шарлатанку, конфуза не избежать. Это решение далось ему нелегко, но Мунн все же предпочел убрать эту статью из выпуска. Гудини удалось «подрезать Птичке крылья», и теперь Мунну предстояло улаживать разногласия между защитниками Марджери и ее противниками.

Ситуация обострилась, когда Гудини пришел в редакцию «В мире науки» пару дней спустя и принес свой отчет о Марджери, который он утаил от Берда. «Я сказал мистеру Мунну, что мистер Берд все рассказывает медиуму», – писал потом Гудини. Во время этого спора он вынудил Берда сознаться Мунну, что «ей удалось кое-что узнать». Впоследствии в телефонном разговоре с Уолтером Принсом Гудини похвастался, что Мунн отказался показывать его отчет собственному редактору. В своих попытках отстранить Берда от соревнования Гудини обрел в Принсе неожиданного союзника, хотя раньше казалось, что тот не выступает против Берда и недолюбливает Гудини за резкую критику спиритизма. В августе того года Принс и иллюзионист окажутся по разные стороны баррикад в ожесточенном споре о подлинности паранормальных явлений, состоявшемся в рамках публичной дискуссии в церкви Св. Марка. Но даже в этом столкновении Гудини не показался Принсу чрезмерно раздражительным или самодовольным: впоследствии он писал, что «Гудини настолько блистательно гениален, что в его присутствии не обращаешь внимания на такие особенности».

«Мягко говоря, это неожиданный для меня союз», – отметил Берд, не подозревавший, насколько Принса возмущали его хвалебные речи в адрес Марджери и попытки увеличить за ее счет тираж журнала, проспонсировавшего проведение соревнования. «Отвращение, которое все это вызывает, становится поистине невыносимым», – писал Принс Эрику Дингуоллу, дознавателю Общества психических исследований, который проверял способности Марджери в Лондоне.

Воспользовавшись ситуацией, Гудини уговорил Принса приехать в редакцию «В мире науки». Берд находился в кабинете неподалеку, когда они попросили Мунна запретить его редактору выступать с заявлениями о результатах работы комиссии без их согласия и согласия других членов комиссии. Также они настаивали на том, чтобы Берда перестали называть «секретарем комиссии». По их словам, это вводило общественность в заблуждение, потому что в глазах читателей он оказывался связан с комиссией непосредственно. Мунн, опасаясь, что два его главных эксперта выйдут из состава комиссии, согласился на их условия. Организатор состязания «В мире науки», с точки зрения Гудини, теперь занимался только мелкими поручениями, связанными с состязанием. «Мистер Дж. Малкольм Берд больше никогда не будет выступать от имени комиссии, – писал он Дингуоллу. – Видели бы вы, какую чушь он состряпал. – Так он описывал статью, которую Берд хотел опубликовать в очередном выпуске. – Это просто кошмар».

Хотя Гудини не возражал против присутствия Берда на сеансах, Мунн, опасаясь скандала, решил отстранить Берда от дальнейшего участия в исследовании. «Должно быть, Берд наслушался слишком много песен этой сирены, – думал Мунн, – и выпил слишком много ее зелья».

Как бы то ни было, репутация Берда как беспристрастного наблюдателя была подмочена, а это угрожало репутации журнала. Если журналу суждено занять неправильную позицию в споре о подлинности экстрасенсорных способностей, то пусть это лучше будет позиция «Фомы неверующего».

Что ж, теперь соревнование перешло под контроль Гудини.

«Гудини и Принс просто узурпировали роль глав комиссии», – вспоминал Берд. Они были «диктаторами», которые «собрались, договорились о плане действий и продвигали его, как только могли». Берд опасался, что этот наглый иллюзионист своими вспышками ярости уничтожит доверие, которое благодаря усилиям Берда установилось между журналом, бостонской субкомиссией и Крэндонами, и нарушит медиумические способности, постепенно развивавшиеся у Марджери благодаря в том числе и влиянию Малкольма. Гудини хотел сбросить королеву медиумов с пьедестала. Он утверждал, что «ручной» контроль оказался неэффективен, но Марджери была респектабельной дамой из Бикон-Хилл, а не каким-то итальянским мальчиком на побегушках при аптеке, с ней нельзя было обращаться, как с Пекораро. Помня об этом, Гудини и его помощник Джим Коллинз разработали более гуманный способ обездвижить медиума. Этот способ хранился в строжайшей тайне и должен был стать неожиданностью для Марджери. «Мы проведем с ней последний сеанс, – писал Дингуоллу Гудини. – И на этом сеансе мы ее остановим».