Этот день был для него, привыкшего к тому, что все идет согласно его воле, сущей пыткой. Особенно издергало его вступительное слово Грэхема, Более того: профессиональный инстинкт подсказывал ему, что это еще не все. Он с ужасом думал о Бэрт и о том, что Грэхему завтра удастся извлечь из нее во время допроса. На секунду он прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной. Затем сказал:

— Как мило, что ты приехала, Кэтрин. Ты у меня верный друг.

Она молчала.

Приподняв усталые глаза, он заметил, что она как-то необычно бледна и на ней скромное шерстяное пальто и фетровая шляпа, низко надвинутая на глаза. Она отняла свою руку.

Спротт выпрямился.

— Не так уж все плохо идет, — заметил он как для собственного, так и для ее успокоения. — Конечно, Грэхем произвел сенсацию. Этого мы ожидали. Разрывал навоз и целыми лопатами швырял в нас, грошовый фигляр.

— Не надо, Мэт.

Пораженный, он нагнулся к ней.

— В чем дело?

Кэтрин отвернула от него побледневшее лицо и посмотрела в широкое окно автомобиля. Наконец она сказала:

— Я не считаю, что к мистеру Грэхему применимо слово «фигляр».

— Что?!

— Я считаю, что он человек честный и искренний.

Румяные щеки Спротта побагровели.

— Ты бы этого не сказала, если б слышала его сегодня.

— А я его слышала.

Она отвернулась от окна и, опершись щекой на длинные, тонкие пальцы, впервые посмотрела мужу в лицо. Глаза у нее были печальные, затуманенные.

— Я сидела на галерее, в заднем ряду. Я не могла не пойти. И пошла я для того, чтоб быть подле тебя, чтобы поддержать тебя своей любовью, чтобы услышать, как с тебя будут смыты все эти позорные наветы. И вместо этого…

Он в испуге смотрел на нее, и кровь отхлынула от его лица. Меньше всего он хотел, чтобы она была там и все слышала.

— Не надо было тебе приходить. — Голос его звучал раздраженно. — Я ведь говорил тебе. Сегодняшний судне место для женщин. Неужели я недостаточно ясно это объяснил? Каждому чиновнику приходится раз в жизни проглотить горькую пилюлю. Но это вовсе не значит, что его жена должна присутствовать при том, как он ее глотает.

— Я не могла не пойти, — повторила она еле слышно. — Что-то гнало меня туда.

Оба умолкли. Спротт старался задушить в себе гнев. Он слишком любил ее.

— Впрочем, это не так уж важно. — Спротт попытался снова завладеть ее рукой. — Скоро все кончится. Этому типу Мэфри дадут какую-нибудь подачку. Потом поставят на деле крест и забудут.

— Забудут ли, Мэт? — переспросила Кэтрин все с той же непонятной вялостью.

Ее манера держаться, ее тон жгли его, точно удары хлыста. Ему хотелось громко выругаться, но в эту минуту они свернули с Парк-Квэдрант на аллею, и машина остановилась у их дома. Кэтрин первая вышла из машины.

— Вам еще понадобится сегодня машина, сэр? — спросил шофер, когда Спротт выходил из автомобиля.

— Нет, на черта она мне, — злобно огрызнулся Спротт.

Показалось ему или действительно в подобострастном взгляде шофера мелькнул какой-то странный огонек? Сэр Мэтью не мог ни за что поручиться. Как бы то ни было, ему на это наплевать. Он поспешил в дом следом за женой и настиг ее в холле.

— Подожди, Кэтрин! — крикнул он. — Мне нужно поговорить с тобой.

Она остановилась с безразличным видом, склонив голову. Обеспокоенный ее состоянием, ее необычной бледностью, он помедлил и, вместо того чтобы докучать ей, требуя объяснений, спросил:

— Где дети?

— Я отправила их к маме. Я подумала, что тебе будет неприятно, если они узнают об этой… беде.

Он понимал, что она поступила разумно, вспомнил, что и сам дал на это согласие. И все-таки ему недоставало ласкового поцелуя дочек, неизменно приветствовавших его появление в доме. Оба немного помолчали, затем Спротт искоса взглянул на жену.

— Не очень-то веселое возвращение домой для человека, которого терзали весь день. Неужели ты не можешь взять себя в руки, Кэтрин, и пообедать вместе со мной?

— Я приказала подать тебе обед, Мэт. Но избавь меня от необходимости на нем присутствовать. Я неважно себя чувствую.

Спротт побагровел и угрюмо уставился на нее налитыми кровью глазами.

— Какой черт в тебя вселился?

— А ты не догадываешься? — прерывающимся голосом спросила Кэтрин.

— Нет. И не вижу оснований к тому, чтобы в моем доме меня встречали, как прокаженного.

Уже взявшись рукой за перила лестницы, она обернулась.

— Извини меня, Мэт. Я должна прилечь.

— Нет! — крикнул он. — Нет, сначала объясни, в чем дело.

Последовало долгое молчание; затем, все так же держась за перила и стоя на нижней ступеньке лестницы, Кэтрин подняла голову и посмотрела на мужа глазами раненой птицы.

— Я думала… ты сам поймешь… каким это явилось для меня ударом. Все эти годы, когда я слышала, как люди поносили тебя… говорили про тебя всякие гадости… я только смеялась. Я не допускала мысли, что они могут быть правы. Ведь я твоя жена. И я верила тебе. Но теперь… теперь я поняла… что они имели в виду. Сегодня в суде Грэхем не забрасывал тебя грязью. Он сказал правду, Мэт. Ты приговорил человека к смерти, даже хуже, чем к смерти, в угоду своему честолюбию, для того чтобы выдвинуться. — Она в смятении приложила тонкую руку ко лбу. — О Боже, как ты мог?.. Страшно даже смотреть на этого несчастного, который столько выстрадал.

— Кэтрин! — воскликнул Спротт, шагнув к жене. — Ты сама не знаешь, что говоришь. Ведь это же мой долг — добиваться осуждения.

— Нет, нет! — вырвалось у нее. — Твой долг следить за тем, чтобы вершилось правосудие.

— Но, дорогая моя, — внушительно проговорил он, — я ведь и являюсь носителем правосудия. Когда ясно, что обвиняемый — преступник, я обязан призвать его к ответу.

— Даже если для этого надо закрыть глаза на некоторые обстоятельства?

— Адвокат обвиняемого всегда изображает дело с выгодной ему стороны.

— А ты используешь все средства, чтобы заманить его в западню и осудить. Да ты… ты самый настоящий «адвокат дьявола», который только и знает, что выискивать в людях дурное.

— Кэтрин! Хоть ты и возбуждена, но нельзя же совсем терять рассудок. Ты видела сегодня, что такое Мэфри.

— Я видела, каким он стал. И все равно он не выглядит убийцей. Он выглядит… он выглядит скорее человеком, пострадавшим от руки убийцы.

— Не впадай в истерику, — резко сказал Спротт. — Его еще не реабилитировали.

— Но реабилитируют, — еле слышно произнесла Кэтрин.

— Это еще вилами по воде писано.