— Зачем ты меня к ней привела? Если ты все это знала? Виола?

— К Рапунцель? Она неплохая девочка, и ей тоже одиноко, а еще она красивая. Как и ты. И да, ее отец же был демон. Я подумала… Ладно, честно — я ни о чем таком не думала. Но, наверное, было бы хорошо, если бы…

— Если бы я присоединился к армии ее ухажеров?

— Ты лучше их всех, Дамиан. Это правда. И потом, я думала, она тебе понравится. Она же всем нравится…

— Ты уже сказала, что ни о чем таком не думала. — Дамиан закрывает глаза. — Скажи, Виола, я никогда не буду достаточно хорош для тебя, да?

— Что? — Я поднимаюсь на локтях и смотрю на него, но Дамиан по-прежнему не открывает глаза. — О чем ты?

— Мне с детства говорили, что я красив. Наверное, это единственное мое достоинство…

— Неправда! Дамиан — ты замечательный, я же говорила, ты мне очень нравишься!..

— Пока Ромион не стал лить мед тебе в уши, — улыбается Дамиан. — Думаешь, я не понимаю? Красивой картинкой восхищаются, но потом она надоедает. Даже мой собственный брат оказывается в разы лучше, хотя он-то никого не любит…

— Неправда! Он тебя любит и…

— Виола, — Дамиан все-таки открывает глаза. — Я знаю, что говорю. Ромион делает то, что ему выгодно. И только. Он практичен до мозга костей. Романтика не для него.

— Прекрати! Ты его совсем не знаешь! Он заботится о тебе — когда мы с тобой поссорились, он просил, чтобы я… я… — Наверное, зря я это. Черт…

Но Дамиан кивает.

— Чтобы ты подарила мне ленту. Я знаю. Конечно, просил. Я же был ему нужен. Союзник. Демонолог. Брат. Кто угодно — лишь бы помог, когда мачеха сомкнет вокруг него свои когти.

— Ты все переиначиваешь. — Я падаю обратно в траву. — Ты действительно совершенно его не знаешь. Когда мы встречались в саду, он…

— Виола, но ты же понимаешь, что все эти встречи были просто попыткой заставить тебя полюбить его? По-настоящему.

Эта мысль уже приходила мне в голову, но она слишком болезненная — я и сейчас ее отгоняю.

— Дамиан, знаешь что? — Вынимаю склянку с водой и поднимаю ее на вытянутой руке. — Вилла сказала, что это разбудит Ромиона. Возьми.

Он ловит склянку и удивленно смотрит на меня.

— Если Ромион такой плохой — вылей. Давай.

— Виола, ты что…

— Не можешь? Тогда я скажу больше: когда ваша королева будет повержена (а моя крестная в этом не сомневается) и Ромион не проснется, ты станешь королем Сиерны. Вот, ты держишь в руке свое будущее. Вылей, если хочешь. И Ромион будет спать вечно.

Дамиан переводит взгляд с воды в склянке на меня.

— Ты достала это зелье. Для него. И ты думаешь, я смогу…

— О, мне это ничего не стоило, ты же видел. Вилла — моя ведьма-крестная. Она мне почти как мать.

— Виола, ты любишь Ромиона?

— Ты думаешь, если бы я его любила, я дала бы тебе выбирать? Я бы сделала все, чтобы разбудить его…

— Ты и так делаешь все. — Он возвращает мне склянку. — Мне не нужен трон. Мое единственное желание: быть рядом с тобой. И все, Виола. Я фантазировал, что ты могла меня полюбить, но это были лишь мечты. Я тебя просто недостоин.

— Недостоин? Шутишь? Дамиан, посмотри на меня? Я уродина…

— Только днем. И внешность, Виола…

— О, не перебивай! Я эгоистка, я наивная дурочка, я даже не из вашего мира. И я фея-полукровка, у которой легкомыслие в крови. Серьезно, Дамиан, если кто кого и недостоин, то это я тебя. Но я бы все-таки об этом не думала. В конце концов, мы ведь уже выяснили, что можем быть только друзьями. В смысле, ты меня уже поцеловал.

— Я был идиотом, — вздыхает Дамиан.

— Да, но самую чу-у-уточку.

— Я люблю тебя, Виола.

— Ха-ха. Дамиан, хватит. Кстати, император Ульрик дал мне пропуск в свои пещеры, так что к Ромиону мы можем пойти под землей.

— Ромион действительно будет лучшим мужем для тебя…

— Ты меня вообще слушаешь?

— Да, Виола. Когда вы поженитесь, ты позволишь мне остаться рядом с тобой? Это разрушит твою репутацию, но я, кажется, просто не смогу без тебя жить.

Я нахожу его руку и крепко сжимаю.

— Конечно, позволю. Мы же друзья.

И почему он решил, что я хочу замуж? Да, Ромиона нужно спасти — но замуж?! Благодарю покорно, я еще слишком молода. Мне же только шестнадцать! К тому же что скажет папа, когда я вернусь? «Папа, здравствуй, это Ромион, и он мой муж» О-о-о, даже представлять не хочу.

— Дамиан? А что ты думаешь о… м-м-м… Темном Властелине?

— А что я о нем должен думать?

— Ну… Ты бы хотел им стать?

— Завоевать мир, ставить на колени всех, кто косо посмотрит, превратить свет в тень и всех вокруг в рабов? Даже не зна-а-ю. О звезды! Ты серьезно. А ты сама бы хотела?

— Я?

— Ну да. Представь: все, кто называл тебя лягушкой, абсолютно все — у твоих ног. Хорошая перспектива?

— Нет, конечно! Зачем у ног…

— Если можно сразу на кол, — подхватывает Дамиан и смеется. Потом поворачивается ко мне, ловит взгляд. — Звезды, Виола, я же тебя дразню. Что, у меня и это плохо получается? Послушай… расскажи, о чем вы говорили с Ромионом? Может, так я пойму, чем он тебя очаровал?

Нехотя я рассказываю сначала про озеро с лебедями, потом про балет. Потом про мой мир. Про папу. Про себя… С Дамианом сложно общаться вот так, ни о чем. Он же просто лежит и внимательно смотрит на меня и даже, кажется, забывает вставлять «угу» или вставляет невпопад. Но я говорю и говорю… А потом солнце перекатывается за горизонт, я сверкаю золотом… И Дамиан с болезненной тоской отворачивается.

— Если бы ты захотела… я бы стал для тебя Темным Властелином. Я бы положил мир к твоим ногам. Я бы…

— Звезду с неба?

— А ты хочешь? — изумляется Дамиан.

— Конечно нет! Зачем мне звезда? Да и мир тоже. Дамиан, нам еще не пора? Вот… кольцо, которое Ульрик дал. Им вроде бы надо земли коснуться.

— А чего бы ты хотела? Если не мир и не звезда?..

Но я уже касаюсь земли — и знакомо лечу в земляную нору, которая вдруг сменяется звездным небом, а оно — стеклом, точнее, в стекло превращаются звезды. Красивые блещущие острые осколки, которые рискуют меня порезать, если коснусь хоть пальцем… А потом впереди вырастает зеркало, и в нем отражаются сотни, нет, тысячи других зеркал, а я становлюсь маленькой-маленькой, буквально точкой или пятнышком…

«Ты заблудишься в лабиринте моих зеркал, — поет чей-то голос. Наверное, королевы. — Заблудишься, и исчезнешь…»

Но тут в отражении возникает нечто огромное, безумно страшное — черная пульсирующая клякса, которая тянется ко мне… А когда касается, я вижу перед собой Габриэля.