В марте 1204 г. Энрико Дандоло, Бонифаций Монферратский и другие предводители крестоносцев подписали договор о разделе византийских земель – Partitio Terrarum Imperii Romanie. Начинался он весьма решительно и внушительно: «Прежде всего мы, призвав имя Христа, должны вооруженной рукой завоевать город». В документе были подробно расписаны условия дележа полученной добычи, как территории страны, так и движимого имущества, а также прописаны правила организации управления в будущем государстве, которое планировалось учредить на месте поверженной Византии. По сути, крестоносцы договаривались о том, как будут делить награбленное и управлять захваченным.

Согласно положениям договора, три восьмых ромейской территории должны были получить венецианцы, столько же – крестоносное воинство, а оставшиеся две восьмых (то есть четверть) – будущий император вновь учрежденного государства. Ему должны были достаться также два столичных дворца. Все сеньоры, получавшие в свое распоряжение земельные наделы, за исключением дожа, обязывались принести новому императору вассальную присягу.

Избрать императора предполагалось из среды самых знатных крестоносцев, как представителей стран Западной Европы, так и Венецианской республики. Право выборов было предоставлено специальной комиссии из 12 человек – шести венецианцев и шести рыцарей. Отдельно было оговорено, что патриархом должен стать представитель той стороны, из среды которой не будет избран император. Ей, соответственно, доставались все церковные богатства и распоряжение величественным храмом Св. Софии. Это положение было крайне выгодно для Венеции, которая не рассчитывала посадить своего ставленника на императорский престол, но была весьма заинтересована заполучить руководящие посты в весьма доходном управлении византийской церковью. Именно в расчете на избрание императора из среды западноевропейских крестоносцев, а не из венецианцев, была, очевидно, прописана и норма, ограничивавшая размер прямо подконтрольных будущему самодержцу земель всего лишь одной четвертой частью завоеванной территории Византии. Таким образом Республика Св. Марка изначально планировала извлечь из предстоящего мероприятия все экономические выгоды, оставив крестоносцам пустой императорский титул и видимость власти, которую невозможно было реально реализовать.

Особых оправданий своим действиям крестоносцы не искали. Если первое их нападение на Константинополь оправдывалось стремлением вернуть трон законному василевсу, то теперь, после смерти Исаака ІІ и Алексея IV, они считали себя полностью свободными от каких-либо обязательств перед Византией и вели себя как простые захватчики. Весьма надуманной была разве что попытка оправдать вторжение необходимостью покарать Алексея V Мурцуфла за измену правителю-сюзерену и убийство Алексея IV. Действительно, какое, казалось бы, право имели крестоносцы самостоятельно вмешиваться во внутренние дела суверенного государства, не имея на то даже формального предлога в виде обращения наследника сверженного правителя? Подписание соглашения о будущем разделе Византии и последовавшие затем действия западноевропейского Христова воинства со всей откровенностью обнажили весьма неприглядную сущность их истинных намерений, состоявших в грабеже и захвате византийских земель. Крестоносная кампания окочательно приобрела сугубо грабительский, «пиратский», по словам Никиты Хониата, характер.

За начало штурма, по словам Жоффруа де Виллардуэна, особенно ратовали католические священники, в один голос заявлявшие, что убийцы Алексея IV понесут таким образом заслуженное наказание: «Епископы и все духовенство, все, кто подчинялся велениям апостолика, были согласны в том – и сказали это баронам и пилигримам, – что совершившие подобное убийство не имеют права владеть землей». Проповеди священнослужителей не только оправдывали военные действия, но и служили воодушевлению крестоносного воинства. «И знайте, – продолжает французский мемуарист, – что эти увещевания явились большой поддержкой как баронам, так и рыцарям».

После подписания договора крестоносцы приступили к подготовке штурма. Со стен города константинопольцам были хорошо видны их приготовления – приведение в готовность осадных механизмов, укрепление лестниц, установка на корабли защитных панцирей из деревянных настилов и лозы, проверка и расстановка по позициям баллист и катапульт. Со своей стороны, защитники византийской столицы как могли, пытались им противодействовать. Так, ими была предпринята очередная и, к сожалению, безуспешная попытка поджечь флот крестоносцев брандерами – пущенными по ветру подожжеными судами, наполненными горючими веществами.

Соотношение сил осаждавших и осажденных, по оценкам Жоффруа де Виллардуэна, составляло 1: 200. Цифра эта конечно же существенно преувеличена, однако и вправду двадцатитысячному крестоносному войску защитники Константинополя могли противопоставить весьма внушительную силу, превышавшую число штурмовавших в три-четыре раза. Учитывая мощь крепостных сооружений этого должно было с лихвой хватить для отражения любого нападения. Однако горожане, как уже было сказано, были полностью деморализованы затянувшимся политическим кризисом, сопровождавшимся чехардой василевсов на имперском престоле, и разуверились в возможности победы. Во многом они воспринимали предстоявшее сражение в западными рыцарями не как борьбу за отечество, родной город и империю, а как защиту интересов очередного носителя императорского титула – Алексея V Мурцуфла. В итоге правивший василевс мог рассчитывать лишь на крепкие стены, относительно надежных наемников и весьма незначительное число сознательных городских ополченцев. По всей видимости, силы осаждавших и осаждаемых были приблизительно равны, причем на стороне крестоносцев была уверенность в собственных силах, хорошая организация и мотивированность на победу, сулившую сказочную добычу – Бонифаций Монферратский обещал отдать богатейший город мира на трехдневное разграбление захватчикам.

9 апреля 1204 г. крестоносцы предприняли первую попытку штурма города со стороны Золотого Рога, в районе Влахернского дворца. Робер де Клари так описывал начало этого решающего сражения за город: «Когда настало утро понедельника, все пилигримы хорошенько снарядились, надели кольчуги, а венецианцы подготовили к приступу перекидные мостики своих нефов… и свои галеры; потом они выстроили их борт к борту и двинулись в путь, чтобы произвести приступ; и флот вытянулся по фронту на доброе лье; когда же они подошли к берегу и приблизились, насколько могли, к стенам, то бросили якорь. А когда они встали на якорь, то начали яростно атаковать, стрелять из луков, метать камни и забрасывать на башни греческий огонь; но огонь не мог одолеть башни, потому что они были покрыты кожами. А те, кто находился в башнях, отчаянно защищались и выбрасывали снаряды по крайней мере из 60 камнеметов, причем удар попадал в корабли; корабли, однако, были так хорошо защищены дубовым настилом и виноградной лозой, что попадания не причиняли им большого вреда, хотя камни были столь велики, что ни один человек не мог бы поднять такой камень с земли».

Поначалу защитникам Константинополя удалось отбить штурм, обрушив на крестоносцев смертоносный град стрел, камней и «греческого огня». Захлебнувшаяся атака была повторена через три дня, и на этот раз оказалась гораздо более успешной. Утром части рыцарей удалось перебросить на стены перекидные мостики, по которым они смогли взобраться на укрепления и начали захватывать башни. Это произошло благодаря тому, что два из кораблей осаждавших – «Пилигрим» и «Парадиз», под командованием епископов Суассона и Труа – были прибиты ветром вплотную к одной из крепостных башен в районе квартала Св. Петра.