огонь перекинулся на не срубленный кустарник, вскоре пылало все вокруг. Длинная колонна корчилась в дыму и пламени под безжалостным дождем стрел — сарацинских всадников становилось все больше, они осмелели и уже приближались на расстояние хорошего выстрела. Это была последняя соломинка: отступление стало невозможным, в то время как жажда обострилась до предела.

Однако хуже всех сарацинских атак была жажда, равно убивавшая и людей, и коней[30]. В сравнении с несчастными животными, которые попросту падали, не в силах двигаться дальше, обезумевшие от жажды люди вели себя далеко не лучшим образом: то здесь, то там вспыхивали стычки и перебранки. Рыцари, пытавшиеся прорваться сквозь огненное кольцо, были изрублены сарацинскими саблями. Другие, израненные стрелами или потерявшие сознание от жары и жажды, падали с коней в огонь, чтобы больше не подняться. Некоторые пешие солдаты ускользали от своих товарищей и сдавались сарацинам в плен, в обмен на глоток воды они переходили в ислам. Среди сложивших оружие оказалось даже несколько рыцарей[31]; представ перед лицом Саладина, они сказали:

— Владыка, чего ты ждешь? Наступай на них, ибо они все равно что мертвые.

Находясь на высоком плато, крестоносцы отчетливо различали искрящуюся, обманчиво близкую гладь Тивериадского озера, это зрелище было для них еще одной мучительной пыткой. Франки могли только мечтать о прохладной, спасительной воде, чтобы достигнуть ее нужно было свершить невозможное: пробиться сквозь огромную армию султана Саладина.

Раймонд знал, что к северу от плато, на котором погибала христианская армия, есть источник воды. Чтобы достигнуть его, придется круто свернуть в сторону от Тиверии и Тивериадского озера, однако сейчас вода была важнее всего прочего, так что выбора фактически не оставалось. Придя к такому решению, Раймонд подъехал к королю Гвидо и предложил ему направить армию в горы, к каменистому гребню, носившему название «Рога Хаттина»[32], в окрестностях которого и располагались источники. Граф знал про воду совершенно точно — эти места относились к его собственным владениям. Король согласился и приказал Раймонду ударить по сарацинам, пробить брешь в окружении.

Один из переметнувшихся рыцарей услужливо сообщил сарацинам о плане Раймонда. Когда крестоносцы повернули на север, Саладин решил не пропускать их к воде. Он возложил эту задачу на своего племянника, Таки ад-Дина, который преградил путь, ведущий к Рогам Хаттина, своей конницей. Это происходило на том самом месте, где, если верить церковному преданию, Христос выступил перед учениками с Нагорной Проповедью. Раймонд бросился в атаку и завязалась кровавая, редкая по жестокости битва. Звенело оружие, хрипели кони, стонали умирающие люди, подходы к горе покрылись грудами изрубленных тел.

Саладин наблюдал за сражением из близлежащей рощи. Он видел, как атакующие волны воинов Таки ад-Дина одна за другой разбиваются о строй закованных в сталь рыцарей, которых жажда и близость спасательной воды заставляли биться с удвоенной яростью. Мусульмане атаковали на узком фронте, что не позволяло им полностью использовать свое численное преимущество. Чувствуя, что напор противника слабеет, строй христианских воинов рванулся вперед, словно тяжелый, всесокрушающий таран. Длинные мечи прорубали в сарацинской армии широкий проход, когда же под их ударами пали пешие телохранители самого Таки ад-Дина, живая стена, преграждавшая путь к воде, расступилась.

Отчаянная атака графа Триполитанского достигла цели; Раймонд обернулся и махнул рукой, призывая основную группу рыцарей, сгрудившуюся вокруг короля, воспользоваться пробитым проходом. Но они не двигались! Прорвавшись сквозь многократно превосходящие силы противника, Раймонд совершил подлинное чудо, это чудо было оплачено жизнями многих ею рыцарей, однако король страшился подвергнуть риску такую святыню, как Истинный Крест, а потому — не двигался! К Раймонду подскакал гонец короля Гвидо с фатальным приказом. Графу Триполитанскому надлежало оставить преследование в панике разбегающихся сарацинов и приступить к разбивке лагеря. Исполненный отчаянием Раймонд подскакал к королю и попытался его переубедить:

— Мой господин, нам надо идти вперед, иначе все кончено. Война будет проиграна, наши земли перейдут во вражеские руки, сами же мы станем жертвами предательства. Или мы сегодня же пробьемся к воде, или наша армия погибла.

Но король остался глух к его мольбам и тут же приказал раскинуть на одном из соседних холмов свой шатер[33]. Той же ночью полные силы армии Саладина обложили лагерь крестоносцев так плотно, что «даже кошка не сумела бы ускользнуть»[34]. Были подвезены и розданы стрелы в количестве четырехсот верблюжьих тюков. Коленопреклоненные воины ислама вознесли молитву о победе в завтрашнем сражении; тысячеголосое «Аллах акбар» («Аллах велик!») громом оглашало горы, за чем последовала проповедь борцов за Истинную веру.

Скорпионы и пауки, заползавшие рыцарям под доспехи, сделали эту ночь невыносимой. Сарацины издевались над выставленными часовыми — набирали драгоценную воду в пригоршню, а затем по капле выливали ее в песок.

В субботу 4 июля 1187 года, на восходе, возглавляемые королем рыцари преклонили колени и обратились к Господу:

— Боже всемогущий,— взывал Гвидо,— обрати Твое всевидящее око на Твоих детей, несущих во Твое святое Имя крест Истинной Веры. И если мы должны дать последнюю битву, пусть битва эта останется за нами, а не за ними.

Но Бог, занятый проблемами Царствия Небесного, не очень вникал в дела земных королей.

Утреннюю тишину разорвал торопливый стук копыт. Молодой, роскошно одетый воин с кривой саблей в золоченых ножнах на боку подскакал к королю и спрыгнул с коня.

— Господин, я прибыл с предложением мира.— Парламентер говорил громко и отчетливо, в явном расчете, что его слова услышат все рыцари.— Мой повелитель султан доводит до вашего сведения, что вы должны закончить войну, вернуться в свои заморские земли и не возвращаться сюда впредь.

— Никогда, клянусь Святым Крестом,— взревел Рейнальд Шатилонский.

— Никогда, так и передай своему неверному господину,— поддержал его гроссмейстер тамплиеров.

Король оглянулся в поисках какого-нибудь более благоразумного советника и обжегся о недружелюбные взгляды закованных в броню рыцарей. Раймонда Триполитанского, как на зло, не оказалось поблизости, а кто кроме этого мудрого графа мог подсказать выход из тупика, грозившего трагедией? Гвидо Лузиньян медленно повернулся к гонцу, его лицо побледнело от напряжения.

— Передай своему сюзерену, что я, король Иерусалимский, вызываю его на Божий Суд.

Когда граф Раймонд узнал о предложении парламентера и полученном им ответе, он приблизился к королю Гвидо, припал на правое колено и сказал:

— Мой господин, раз ты решил погибнуть сегодня в этой дикой пустыне, я буду рядом с тобой. Мы не одержим победы, сколько бы врагов ни удалось нам уничтожить, мы отдаем Святую Землю Саладину.

На что