сочно и сильно. Петр не мог больше ходить, позвоночник оказался поврежден, и двигательная функция сохранилась только у верхней части тела до пояса, ниже — полная атрофия. Для парня, только начинавшего строить жизнь, это оказалось большой трагедией. Пришлось работать с психологом в паре, чтобы вытащить Петра из глубокой замкнутости и отреченности от мира — они сменили семь психологов и только восьмой смог вытянуть пациента из травматического состояния.

Катерине пришлось бросить мечты о переезде в крупный город, планы на обучение в крупном и престижном институте. Петр отговаривал любимую от жизни с ним, просил не портить судьбу и позабыть его, но она не бросила, осталась рядом на все оставшиеся годы. Закончила местный педагогический институт и стала преподавать в школе у начальных классов, попутно ухаживая за мужем и строя их совместную жизнь. Только спустя пять лет после трагедии, они наконец поженились, а после и повенчались — они оба поняли, что жизнь их теперь связана крепкой цепью, которую создала для них сама жизнь, пусть и через чудовищную трагедию.

Но было в их жизни еще одно — виновник аварии. Такой же молодой человек, как они, который не справился с управлением своей машины, выскочил на встречную полосу и по касательной задел машину Петра. Если бы не лед на дороге, быть может, все случилось не так трагично, но Петра Ильича занесло, повело по льду, а после отбросило в отбойник водительской стороной. Машина зажала его, переломала ему ноги и повредила позвоночник. Виновник аварии отделался переломом руки и шрамом на лице — Петр лишился полноценной жизни навсегда. Неравномерная цена между двумя совершенно незнакомыми людьми.

В суде его приговорили к условному сроку и выплате компенсации за причинённый ущерб. По нему было видно, как раскаивается виновник, но Катерина не приняла его просьбы о прощении. Она принципиально игнорировала его в ходе судебного заседания, лишь единожды бросила ему: «Я вас никогда не прощу, вы этого недостойны. Но если вы так хотите исправить ситуацию — убейте себя». Сказала она их с такой злобой, досадой и обидой, что виновник обескуражил и отпустил её руку, а она гордо ушла.

И он стал её самой большой обидой в жизни, самым большим грехом. Он — Юрий Александрович Кутилов. Сын директора единственного завода в городе и весьма уважаемого человека. Отец Кутилова покрыл все компенсации, которые назначил суд, и не тревожил семью, только пару раз являлся после аварии и уточнял: нужно ли что купить для Петра Ильича — Катерина отвечала строгим отказом и просила покинуть их, что он и сделал.

А потом стали приходить раз в год письма на почту от виновника трагедии со словами извинения, прощения и обещаниями замолить свой грех. Ровно раз в год, в день трагедии, он присылал письма и никогда не получал ответа. Катерина сначала не стала делиться с мужем этими странными действиями, но позже все-таки призналась. Петр Ильич пытался найти и поговорить с Кутиловым, но тот не выходил на связь, и они с Катериной Юрьевной бросили это дело. Последние три письма, до сегодняшнего дня, она убирала, не распечатав, в тайный ящик и хранила — сама не зная для чего.

Если бы не коробка и приезд курьера, то и это письмо бы полетело в спрятанный ящик, ведь раньше письма появлялись анонимно, а тут их передал сторонний человек и она почувствовала, что произошло нечто необычное и нужно прочитать. Осталось только рассказать мужу.

За столом велась бурная беседа: Лиззи отчаянно спорила с Дмитрием по поводу жизненных ценностей и выбранного пути. Катерина Юрьевна знала, что нельзя было оставлять гостей одних, иначе вспыхивали столкновения. Она быстро попыталась угомонить разбушевавшихся родственником и с горем пополам это удалось.

— Павел Юрьевич, — обратилась племянница Агафьи, белобрысая цыганка, — скажите, а война — это страшно?

— Конечно, — утвердительно кивнул отставной полковник и покрутил трубку с табачной набивкой в руках. А после, тихо вздохнув, продолжил: — страшно видать смерть, тем более чужую. Вот люди рядом с тобой веселятся, играют в партейки, меняют портянки, а вот они же лежат распластанные на поле боя с вывернутыми кишками или разорванными головами. Еще хуже, когда товарищ твой умирает не сразу, а долго и мучительно. Ты рядом с ним сидишь, придерживаешь рану, чтобы кровь так сильно не хлестала, а он рассказывает тебе о том, что ничего не чувствует, что это маленькая царапина и через пару дней он вернется в бой. После ему становится сонно, отшучиваясь, говорит о нехватке сна в окопе, желании выспаться, и закрывает глаза, а ты понимаешь, что больше он не откроет их. Теперь он и правда выспится. Иное же, когда рана сильная и мучительная, когда товарищ кричит от боли, кричит о том, что не хочет умирать, долго и протяжно воет лишь одну фразу: «Мама, мамочка, я не хочу». И чувствует, как его забирает бесчувственная старуха с косой под названием смерть. Многое происходит на поле боя, многих теряем мы и еще больней не умирать самому, а хоронить своих товарищей и возвращаться потом в мирскую жизнь, которую они отжить не успели. Тебе очень стыдно, что смерть не забрала тебя, а забрала их.

— И вам было стыдно, Павел Юрьевич?

— Мне до сих пор стыдно, Лиззи, что я дотянул до своих годков, а мои товарищи полегли, защищая меня.

— А разве нельзя без войны?

— Нет, Лиззи, дитя моё, нельзя. Война — она же приходит просто так с бухты барахты, от нечего делать страны и народы не воют. Но это дело сложное. Одно могу сказать: война всегда будет хоть сейчас, хоть через сто лет. А те, кто гибнут: пути Господни неисповедимы, мои родные. Принимайте судьбу такой, какая она есть.

— Павел Юрьевич, а вы злитесь на тех, кто воют против нас, например?

— Нет, Катерина, нет. Если положено нам воевать, значит положено, а злится нет смысла.

Все отчего-то задумчиво замолчали и стали играть в карты дальше. Звенели чашки о блюдца, постукивала ложка, которой помешивали чай, вдалеке куковала кукушка, а Катерина Юрьевна грустно смотрела в чашку. Дума её была тяжелой и душащей, что в груди щемило сильно и неприятно.

— Катенька, что с тобой? — уточнил Петр Ильич, аккуратно касаясь её холодной руки. — Ты вся холодна. Не заболела?

— Нет, Петь, нет. Мысли мои тревожны, а тело вполне здорово.

— Тебя долго не было, когда ты уходила отвечать на звонок, ничего не случилось ужасного?

— Нет. — Катерина немного прикрыла глаза и вдохнула аромат морозного воздуха, который