— Не огорчайся, Берлингем совсем рядом. — Но глазаОдри наполнились слезами, и она осторожно обняла Аннабел, боясь помять фату.

— Я так люблю тебя, Анни. Надеюсь, ты будешь счастливас Харкортом.

Аннабел опять засияла улыбкой и, двинувшись к параднойдвери, весело пообещала:

— Непременно, я в этом ни капельки не сомневаюсь.

Загудел рожок дедушкиного «роллс-ройса», Аннабел уселась вмашину и принялась поправлять складки пышной юбки.

Дед зашипел от ярости, потому что юбка закрыла колени и ему,и Одри, и вдруг оказалось, что в машине для них троих слишком мало места.

— Думаешь, тебя весь день будут ждать в церкви? —проворчал дед и сжал обеими руками набалдашник трости. Но глаза его с нежностьюсмотрели на прелестное создание. Внучка так живо напомнила ему невесту, рядом скоторой он стоял рядом двадцать шесть лет назад. Она была даже красивее, чемэто дитя, и на ней женился его сын Роланд… Как похожа Аннабел на свою мать, емудаже страшно стало. И когда он стоял в церкви рядом с Одри и смотрел насчастливую Аннабел, которая давала обет верности Харкорту, ему показалось, чтоон вернулся в прошлое.

Одри тоже с нежностью глядела на сестру под венцом и немогла удержать слез; глаза ее снова наполнились слезами во время приема, когдадед красиво закружился с Аннабел в медленном вальсе. Неужели он обычно ходит,опираясь на трость?

Кажется, он и сам об этом забыл. Как легки и изящны егодвижения! Пара прошла полный круг по залу, и старый Рисколл подвел внучку кмужу. На лице его мелькнуло потерянное выражение, он медленно двинулся прочь,такой вдруг старенький и одинокий. Одри тронула его за локоть.

— Мистер Рисколл, пожалуйста, подарите этот танец мне.

Он улыбнулся. Сколько любви было во взгляде, которым ониобменялись. Оба они испытывали сегодня странное щемящее чувство; казалось,расставшись с Аннабел, они стали еще ближе друг другу, их связали еще болеетесные узы.

Пройдя с дедом полкруга, Одри незаметно подвела его ккреслу, не дав почувствовать, что он стар и немощен. Сказала, что ей непременнонадо присмотреть за чем-то, что без нее не обойдется. Она, как всегда,потрудилась на славу. Все говорили, что прием на редкость удался, благодарили,восхищались. Потом появилась Аннабел в белом шерстяном костюмчике, и молодыедвинулись к выходу, на них посыпался дождь из розовых лепестков и риса. Одриулыбалась, довольная, что все так хорошо прошло. Они с дедом попрощались сгостями, сели в «роллс-ройс» и вернулись домой.

Казалось, с сегодняшнего утра прошло много-много времени.

Уставшие до изнеможения, они сидели в библиотеке у камина,смотрели, как неумолимо сгущается за окнами туман, слушали, как гудят вдалисирены, предупреждающие об опасности на дорогах.

— Все прошло очень хорошо, правда, дедушка?

Одри с трудом подавила зевок и поднесла к губам рюмку хереса,которую он ей налил. Гости выпили не один десяток ящиков шампанского, котороетайно доставили в отель из дедовского погреба, но она почти ничего не пила, исейчас после рюмки хереса напряжение трудного дня отступило. Она вздохнула соблегчением, в памяти проносились картины венчания…

Столько лет она заботилась о своей младшей сестренке, ссамого детства, и вот теперь ее нет с ними. Нынешнюю ночь молодые провели вотеле «Марк Хопкинс», они сняли там огромный номер «люкс», а утром сядут напоезд и поедут в Нью-Йорк, там Пересядут на «Иль де Франс» и поплывут в Европу.Одри обещала приехать на вокзал проводить их и сейчас, вспомнив об этом, вдругпочувствовала острую зависть — не к их любви, о нет, а к путешествию; котороеих ожидало. Конечно, для себя она выбрала бы другой маршрут, но дело не вмаршруте, а в том, что они свободны. Вот чему она, оказывается, завидует —свободе! Ее кольнуло чувство вины, она настороженно взглянула на деда: а вдругон прочел ее мысли? Нельзя так рваться прочь из дома, она не имеет права, нопорой желание увидеть новые места становилось неодолимым, и тогда она проводилабессонные ночи, листая альбомы отца. Однако это не утоляло ее жажды, ейхотелось большего, хотелось странствовать, быть персонажем на каждом из егостарых, выцветших снимков…

— Мы с тобой тоже должны куда-нибудь поехать. —Слова слетели с ее уст неожиданно для нее самой, она не успела удержать их.

Дед изумился:

— Поехать? Но куда?

Они, как всегда, собирались провести август на озере Тахо.

Но он мгновенно заподозрил, что она говорит о другом, ее тонслишком живо напомнил ему о Роланде.

— Может быть, в Европу, как мы ездили семь лет назад…или на Гавайи…

А оттуда в Азию, хотелось ей добавить, но она не решилась.

— Зачем нам куда-то ехать? — недовольно возразилон, но в глубине его души было не недовольство, а страх. Разлука с Аннабел непричинила ему особых огорчений, но потерять Одри… эта мысль приводила его вужас. Как бы он жил без нее все эти годы, без этой удивительной девушки словкими умелыми руками, острым умом и своеобразными взглядами? А их ежедневныесражения? Да это просто счастье! — Стар я колесить по белу свету.

— Тогда поедем хотя бы в Нью-Йорк. — Ее глазазагорелись, и у него на миг сжалось сердце: бедняжка, ну что она может одна?Почти все подруги, с которыми она училась, давно повыходили замуж, у них подвое или даже по трое детей, и мужья могут отвезти их куда угодно. А Одри всеждет своего избранника, своего принца, только вряд ли ей суждено дождаться, идоля вины в этом лежит на Эдварде Рисколле. Удивительно ли, что она не нашласебе мужа по душе, у нее столько обязанностей, она ведет дом, заботится осестре. Слава Богу, Аннабел выдали сегодня замуж. Дед с нежностью поглядел настаршую внучку. Какая она хорошенькая, личико точеное, густые медные волосырассыпались по плечам, шелковая, персикового цвета шляпка брошена на стул.Прелестная девушка… нет, изысканно красивая женщина, мысленно поправил он себя.

— Почему ты не хочешь, скажи? — Она выжидающесмотрела на него, а он и забыл, о чем она его спросила, что он ей мог ответить?

— Чего я не хочу? — произнес он растерянно и сдосадой, и Одри поняла, что он устал после долгого дня. Наверное, выпил лишнийбокал шампанского, впрочем, ему это не повредит, а сейчас еще пьет коньяк, ноничуть не опьянел, и она с надеждой повторила:

— Почему бы нам не съездить в Нью-Йорк? В сентябре,когда вернемся с озера, что скажешь?

— Господи, ну зачем нам тащиться в Нью-Йорк? — Ах,он-то знал зачем. И он когда-то был молод, и у него была жена, только она неслишком любила путешествовать. Этой страстью был одержим их единственный сынРоланд, и одному лишь Богу ведомо, от кого он унаследовал жажду странствий иприключений. Наверное, он передал ее Одри, она у нее в крови, скорбно размышлялЭдвард Рисколл, эта страсть погубила сына, но Одри он убережет. — Нью-Йоркужасно нездоровый город, там уйма народу, к тому же это у черта на рогах. Вототдохнешь на озере и будешь чувствовать себя гораздо лучше, Одри, уж сколькораз так бывало — каждое лето. — Эдвард Рисколл взглянул на часы и встал,стараясь не показать, как устали ноги. Сегодня он пережил очень важный день всвоей жизни, хоть и не склонен был в этом признаваться. — Пойду-ка яспать, моя милая, и тебе советую. Ты весь день трудилась, шутка ли — выдатьсестру замуж…