— Нет, но я знаток здешних мест. Так уж вышло, брат, что явсе знаю про этот дивный мир.

— И давно ты здесь?

— Понятия не имею. Видишь ли, время тут еще болееотносительно, чем в Реале. Оно то застывает, как смола, то несется, как скорыйпоезд, то вообще исчезает на время. Время исчезло на время. Ха-ха. Каламбур.Так что я здесь достаточно долго. Достаточно… для того, чтобы помочь тебеадаптироваться.

— Я не хочу здесь адаптироваться! Больше всего на свете яхочу проснуться в своей кровати.

— Поэтому, просыпаясь каждое утро в своей кровати, надоиспытывать бурный восторг от происходящего. Пойдем, брат, найдем тебе новуюпостель. Эмо теперь твой мир и твоя жизнь, и советую принять это как должное ине гневить Создателя.

— Да плевал я на вашего Создателя.

— Да ты крут, чувак! Пойдем-ка прогуляемся, полюбуемсяэмо-видами.

Они шли уже почти целый час, а может быть, пять минут,которые тянулись как целый час. Эгор молчал и зыркал по сторонам единственнымглазом. Его длинные ноги все увереннее шли за ни на секунду не прекращавшимтрещать красным клоуном.

«Лаптя не хватает, — горько подумал Эгор, — Пузырь иСоломинка присутствуют». И тут же удивился своей способности к самоиронии втакой неимоверной ситуации, удивился способности удивляться, удивился, что ужене удивляется вырастающим ежесекундно у него под ногами грибам удивления. Ипонял, что совершенно ушел в себя и уже давно не слушает толстого болтуна. Онишли по пустой широкой улице с черной мостовой, по которой стелился розовыйтуман, а по бокам высились невысокие, этажа в три, пустые, на вид облупившиесядома, сложенные из розового и черного кирпича, с черными оконными проемаминезастекленных окон. И ни одной живой души вокруг.

«Если это не сон и не глюк, то это самый скучный мир из тех,что стоило придумать», — думал Эгор.

— Эй, брат, ты что, меня не слушаешь? Так-то ты ценишьдружескую беседу? Тебе что, мой анекдот не понравился?

— Анекдот?

— Да, мой любимый, про кудесника.

— Я немного отключился, эта розово-черная гамма меня бесит иусыпляет одновременно. Прости, может, повторишь?

— Только для тебя, хотя ты не Толька, а Эгор. Смешно?

— Это и есть твой любимый анекдот?

— Нет, это прелюдия. Любишь прелюдии?

— Ненавижу.

— Сильно. В общем, так. Идут альпинисты по узкой горнойтропке в тумане. Вдруг тропка обрывается и перед ними глубокое ущелье метровпять в ширину. Ну, альпинисты встали, чешут репы, а с той стороны ущельявыходит старец с длинной белой бородой — в синем халате, украшенном белымизвездами, и в таком же колпаке. И говорит он: «Прыгай смело, я кудесник!» Ну,первый альпинист, что ближе к пропасти стоял, разбежался, прыгнул, упал на дноущелья и разбился в сопли. А старец посмотрел вниз, покачал седой головой иговорит: «Да, хреновый из меня кудесник».

— Отвратительный анекдот, — буркнул Эгор.

— Я рад, что тебе понравилось и вообще что мне довелосьобщаться с таким жизнерадостным парнем. Мне теперь до самой смерти питатьсязмеями, грибами да крысами.

— Ты наглый толстый энерговампир! Мало того что ты жрешь моиэмоции, так тебе еще и деликатесы подавай. — Было бы неплохо. Не отказался быот крольчатины или дичи какой-то.

— Только и думаешь о своем желудке. Смотри, какой тытолстый! Скоро лопнешь!

— С тобой вряд ли. Если только от смеха. Эх, как я бынавернул сейчас твоей радости или веселья.

— А чего мне радоваться? Я покойник, в каком-то нелепомтеле, шагаю с дурацким клоуном-эмоедом по скучнейшей улице на свете.

— А вот и врешь! Эта улица вовсе не скучная, просто она покав тени.

Клоун повернулся к Эгору, чтобы показать ему противный фиолетовыйязык. Вдруг он обо что-то споткнулся и плашмя упал на спину, больно ударившисьрыжей головой и жалобно заойкав. Эгор не смог сдержать торжествующегорадостного смеха, который превратился в больших пушистых розоватых кроликов.Одного из них хитрый клоун тут же изловчился поймать.

— Ага, все получилось! Старый трюк действует безотказнотысячи лет. Стоит кому-то упасть и удариться, как те, кто это увидел, дружноначинают веселиться.

— И ничего подобного, — обиделся Эгор, — просто ты оченьсмешно упал, профессионально. И отпусти зайца, мне его жалко. Неужели ты ненаелся?

— Фигушки! Это не заяц, а кролик, и он не настоящий, как ивсе здесь, зато питательный. Ты тощий, тебе хватает собственных переживаний, амне все время нужна подпитка.

Клоун ловко подкинул кролика, широко разинул свою пасть ипроглотил его целиком. У Эгора снова выступили слезы.

— Ну, давай реви, девчонка! Полей местные скудные земли,заодно и засадишь их травой. Ты ведь когда-то любил засадить? — Толстякпротивно засмеялся.

Эгор, не глядя на то, как его слезы прорастают из землигорькой травой, кинулся с кулаками на своего обидчика. Но клоун увернулся слегкостью молодого тореро. Эгор налетел на стену унылого дома, но боли непочувствовал. Зато дом от удара сильно тряхнуло, посыпались кирпичи, которыеподняли клубы пыли с грязной земли. Эгор, прислонившись спиной к дому, переждалпадение стройматериалов. К счастью, ни один кирпич не упал на него. «А жаль, —подумал он, — может быть, тогда этот дурацкий сон закончился бы». Эгор проводилглазом разбегавшихся в разные стороны розово-черных странных визжащих зверюг стелами гиен и кабаньими мордами. Разглядеть их как следует он не успел, слишкомбыстро они бежали, к тому же мешала влага, застилавшая единственный глаз. Клоун,кряхтя, сел в трех шагах от него, нарочито испуганно посмотрел на Эгора имахнул рукой на убегавших зверюг.

— Да ты крут, чувак. Такой сложный продукт выдал — тут тебеи злоба, и жалость, и отчаяние в одном флаконе. Осторожней с чувствами, учиськонтролировать эмоции, иначе, боюсь, здешним местам грозит перенаселениевсякими монстрами. Лучше уж плачь, озеленитель.

Эгор молчал, он уже не плакал, а злобно посверкивал наклоуна покрасневшим глазом. Он тоже опустился на землю, придвинул руками кподбородку острые колени, обхватил ноги руками, положил на них голову и закрылглаз. Длинная черная челка печально свесилась, как подбитое крыло, и вокругЭгора заколосилась чудесная изумрудная трава.