Я неслышно отхожу на несколько шагов назад, а когда дверь открывается, снова иду вперёд. Денис смотрит на меня с подозрением.

— Я порезала палец, — скромно улыбаюсь ему, — аптечка, вроде, в ванной, правильно?

— Ты помнишь? — С надеждой спрашивает муж.

— Я видела, когда умывалась, — качаю головой, и он хмурится.

В своём костюме он выглядит очень стильным, уверенным мужчиной. Уверена, он и есть такой по жизни. Наверняка за ним увивается много женщин. А тут я… Недоразумение с поехавшей кукушкой.

Он находит пластырь, смотрит на порез, промывает его водой, а потом перекисью, дует, забавно сложив губы дудочкой, и приклеивает пластырь. А потом целует поверх пластыря.

У меня на языке вертится один вопрос, но я не решаюсь его задать. Потому что я не уверена, что хочу узнать ответ.

Я ещё не успела вспомнить этого человека, а уже подозреваю его в измене. Потому что то, что я слышала, слишком смахивает на разговор с любовницей.

И самое важное открытие — меня это волнует.

Я не люблю его, нет. И я не помню его. Но я, чёрт возьми, ревную его!

Это неожиданное чувство скользит холодным ужом по моим венам. Неприятно. Я никогда раньше не ревновала никого. Это разрушает изнутри. Особенно, когда ты и так находишься в непонятных условиях.

Я хочу плакать. Но не хочу — при нём. Потому что я совсем не уверена, смогу ли удержать внутри себя клокочущее, мерзкое чувство.

Денис смотрит на меня и улыбается.

— Луковка, скоро заживёт! — Успокаивает он и целует меня в висок. — Мне пора, но я скоро приеду. Туда и обратно, хорошо?

Я киваю, и он обходит меня стороной. Я иду за ним. Он обувается. Я подхожу ближе. Он смотрит неуверенно. Словно решается. Но я опережаю.

— Поцелуешь на прощание?

Его глаза вспыхивают от радости, и я облегчённо принимаю его поцелуй. И даже жмусь теснее, закидывая руки ему на плечи, запутываясь пальцами в его волосах на затылке. А он рычит в мои губы.

— Не могу уйти, не хочу!

— Ты должен скорее закончить свои дела, — я быстро целую его губы, — и вернуться домой. Я буду ждать тебя дома. С ужином. Что приготовить?

— Удиви меня, — усмехается он и уходит.

Я стою на пороге и смотрю ему в спину. На дорожке, залитой солнцем, среди аккуратного сочного газона, стоит его машина, и он машет мне рукой, улыбаясь, прежде чем устроиться за рулём, открыть ворота-автомат и оставить меня одну в незнакомом месте.

Я решаю осмотреться вокруг, пока его нет. Шныряю по дому, небольшому и аккуратному, больше похожему на двухуровневую квартиру. Нахожу свои привычные вещи в неожиданных местах, но… Я всё также помню вещи, но абсолютно не помню этот дом.

Хотя он сделан полностью в моём вкусе. Должна признать, я сама иначе и не захотела бы. Но это не отменяет главного вопроса: что произошло? Почему я не помню всё, что связано с моим мужем?

В доме много фотографий. Наших. Разных.

В кабинете незнакомца, прямо на его столе, стоит рамка с милым фото, снятым, по всей видимости, на телефон. Я лежу на его плече. Растрёпанная. Румяная. Счастливая. Он целует мои волосы, но смотрит прямо в кадр. Его взгляд… Не передать словами. В нём столько сильных эмоций, что это невозможно не заметить. Он любит её. Любит. Ну то есть меня, конечно. Ту меня, которая лежит на его плече. В их общей спальне.

Задумываюсь и извлекаю фото из рамки. На обратной стороне моим почерком написано: «На память о нашем первом брачном утре. Я люблю тебя. Что бы ни произошло. Всегда. Твоя Лукерья (теперь) Акманова».

Я абстрагируюсь. Выбрасываю все мысли из головы. Решаю воспользоваться его советом и заканчиваю исследование комнат, надеваю сарафан и выхожу во двор.

Неожиданно меня озаряет мысль, которую я тут же хочу проверить. В коридоре валяется моя сумочка, и я извлекаю из неё ключи. Этими ключами я вчера закрыла дверь квартиры, в которой живут чужие люди, давно и обстоятельно. И к той квартире ключ не подошёл. Но здесь…

Я осматриваю замок и наугад вставляю ключ, который идеально подходит к замку. Прокручиваю. Проверяю. Снова прокручиваю.

В прострации выхожу на дорожку и осматриваю калитку. Вижу небольшую чёрную коробочку. Прикладываю свой магнитный ключ, который не подошёл к домофону моего подъезда, и слышу характерный писк.

Распахиваю массивную металлическую калитку. Выглядываю на улицу. Аккуратный и душевный посёлок. Я хочу прогуляться, но помню данное мужу обещание. Вдруг я встречу знакомых, с которыми не смогу поддержать беседу? Стоит ли оно того?

Захлопываю калитку, бросаю ключи на комод и снова выхожу на улицу. На заднем дворе обнаруживается небольшой бассейн, несколько молодых фруктовых деревьев, альпийская горка возле небольшой беседки с мангалом и уютной зоной отдыха, кусты пионов вдоль невысокого забора.

Ограждение между нашим и соседским участком гораздо ниже того, что скрывает наш участок с дороги. Я смотрю на соседский дом — почти такой же, как наш, — и неожиданно натыкаюсь взглядом на лицо молодой девушки, которая расплывается в улыбке при виде меня.

— Лукерья! — Довольно тянет она, и я холодею. — Привет! Ты где пропадала?

— Привет, — вежливо улыбаюсь я и подхожу ближе к соседке.

Она еле видна за кустами, и я думаю, траву она что ли полет? Но вот я подхожу к ней, и едва сдерживаю удивление. Девушка совсем молодая, лет шестнадцати, искренне улыбается и направляет свою инвалидную коляску немного правее. Она задаёт мне вопросы, но я лишь медленно передвигаюсь, параллельно её движению. И вот она касается рукой забора, и потайная калитка между нашими участками раскрывается прямо передо мной.

— Твой уехал? — Спрашивает она. — Я слышала. Пошли поболтаем, пока есть время.

Я не решаюсь покинуть нашу территорию. Я же обещала. Но девчонка так умоляюще смотрит, что я не могу ей отказать.

Очевидно, у неё много свободного времени и большой недостаток общения. Потому что она вываливает на меня свои нехитрые новости. Судя по её поведению, мы дружим. Но, к сожалению, её я тоже не помню.

— Лукерья, так где ты пропадала? — Спрашивает девушка. — Твой Денис примчался вчера, злой, как дикий зверь. Я даже не рискнула спросить у него. Ты же знаешь, что я ему не особо по душе…

— Почему? — Вырывается у меня.

Она смеётся, словно я шучу. Но я ведь серьёзна, как никогда раньше. Внезапно мне становится так горько, что я начинаю плакать прямо перед ней. Мне даже неудобно: разве может мне быть хуже, чем девчонке в инвалидном кресле? Но события накопились в один огромный ком, который взрывается потоком горьких слёз.

— Ох, ты ж, горе луковое! — Вскидывает руки моя незнакомая подруга. — С Денисом поссорились?